Для лучшей конспирации следовало сменить одежду, но одетое на
трупах имело слишком легкий покрой для стоящих на улице морозов.
Человек, внешне похожий на обычного обывателя, выглядел бы очень
подозрительно, разгуливая в тридцатиградусный мороз в спортивном
костюме или кожаной куртке тонкой выделки.
Оттаскивать тела от входной двери не стал, намучившись до этого
с расстегиванием наручников и больше не желал тратить время на
бесполезные трупы. На чердаке я провозился больше часа и случайный
свидетель, зафиксированный в моей памяти, мог куда-нибудь свалить,
затруднив тем самым его поиски.
Впрочем, мои опасения оказались напрасными. Наметенный сугроб
снега перед подъездом ясно свидетельствовал о том, что в последние
пару дней никто не покидал этот подъезд. Поднявшись на третий этаж,
я оценил расположение квартир и слегка посомневавшись, постучал в
одну из обшитых дерматином дверей.
На мой стук закономерно никто не отозвался. Открывать двери
незнакомым людям по нынешним временам было верхом неблагоразумия.
Мой обостренный слух без труда уловил шуршание за соседней дверью.
Любопытный индивид, проводящий свободное время в разглядывании
улицы под своими окнами, не удержался и прильнул к дверному глазку,
желая узнать, кто пришел к соседу в квартиру напротив.
Сам сосед, если он и был в квартире, никак себя не обнаружил.
Убедившись, что ситуация развивается так, как и планировалось, я
взмахнул рукой себе за спину, отправляя сгусток праны сквозь дверь.
Шум упавшего тела свидетеля, приглушенный дерматином, подтвердил
результативность моей атаки. Перейдя на другой конец площадки, я
продолжил прислушиваться, но не смог больше засечь никаких
посторонних звуков. Если бы человек жил в квартире не один, то
кто-то, как минимум, должен был бы проявить участие и попытаться
выяснить, что же случилось с упавшим на пол сожителем.
Спускаясь вниз по лестничной клетке, я копался к себе, пытаясь
понять, как отношусь к смерти в общем-то невинного человека. Судя
по собственному нежеланию думать об этом, а так же исходя из
анализа своих действий, мне было далеко не все равно от
совершенного поступка. Я не стал вламываться в квартиру, что
позволило не видеть труп собственными глазами. Не имея в памяти
точного образа совершенного преступления, оставался шанс на то, что
убийство со временем забудется, не имея ярких «якорей» в моей
памяти.