Раньше девчонка умерла бы от страха, от омерзения, от всего гадкого и жуткого, что заключало в себе змеиное тело. Но теперь ее сердце поддерживало великое моральное чувство – мужество, а с ним человек может преодолеть и победить на свете очень многое. Вместо панического страха у Светланы вдруг появилось огромное и жизнелюбивое чувство юмора, и таинственный диалог вновь продолжился. – Слушай, гадючка, тебе удобно на моем плече?
– Да, оно теплое к круглое.
– И долго ты будешь лежать на нем?
– Отдохну немного, ведь я сутки болталась на кореньях, после того, как вода размыла и погубила мою нору. Еще надо переварить мышь.
– А потом ты убьешь меня?
– Опять ты за старое, не трону я тебя, ведь сама воспитывала в тебе смелость и мужество.
– Тогда убирайся, мне противно твое присутствие на плече. – Не груби. Куда я денусь, кругом вода? – Ползи на дорогу и прячься под камнями.
– От кого?
– Меня идут спасать мужчины, а они не будут церемониться с тобой.
– Пожалуй, ты права – надо удирать, ведь змей боится весь человеческий род. Меня прикончат в один миг, и даже ты не защитишь. Светлана брезгливо ощутила, как ее шеи и уха касается холодное бронзовое тело змеи. И снова обжигающий страх опалил нутро Светланы, вызывая позывы рвоты. Но «Ниточка» не сдавалась.
– Шалишь, змея, все равно выдержу все твои смертоносные пытки.
– Я не собираюсь тебя мучить.
– Что – убьешь сразу?
– Нет, немного подумаю, я ведь не человек, который всегда опрометчиво хватается за камень и спешит разбить мне голову.
Упругое и скользкое тело змеи обвило тоненькую хрупкую шею «Ниточки». Сейчас гадюка сдавит горло девушки стремительным и длинным туловищем и прощай жизнь Светланы Ивановны. Но учительница, к своему удивлению, совсем не почувствовала приближение адского удушья. Наоборот, ей почудилось, что тяжелая мужская рука обняла ее. Может, девчонке, еще никогда не любившей и не знавшей мужчину, перед смертельным исходом захотелось испытать заветный и дразнящий плод – нежное чувство к романтичному юноше? Она знала такого – преподавателя русского языка и литературы ее школы Вадима Юрьевича Обухова, бледного, высокого, с копной пшеничных запутанных волос. Как он прекрасно декламировал стихи! И в памяти обреченной на смерть девушки вдруг возник голос Вадима Юрьевича, читающего блоковские строки о Прекрасной даме, и совсем не догадывающегося, что о нем будет вздыхать перед своей кончиной скромная учительница истории.