– Это отрывок стихотворения, посвященного людям, рассматривающим картины Витольда. Оно переводится примерно так:
Загадка обычных людей,
Изображенных с любовью в тиши их жизней
И в навязчивом уличном шуме.
Ты следишь за их движеньем,
Но видишь их лишь со спины
И, подобно им,
Сам подставляешь лишь спину взглядам
других посетителей,
Что займут твое место пред рядом картин.
– Его стихотворение напоминает мне о том, что множество людей будет смотреть на мои работы и порой их впечатление будет зависеть от других зрителей, рассматривающих те же картины. Это влияет на то, что они видят. Поэтому современный взгляд на искусство таков: человек, стоящий перед картиной, становится ее частью.
Пару секунд я раздумывала над тем, что он сказал.
– Глубоко копаешь.
Алек покачал головой и улыбнулся, после чего выложил бекон и яйца на тарелки и уселся напротив меня.
– Ешь, ma jolie. Нам предстоит целый день работы в лофте.
– Кстати о целых днях, где моя одежда? – спросила я с полным ртом яичницы.
Перегнувшись через стол, Алек запустил зубы в кусок бекона. Услышав мой вопрос, он нахмурился.
– Какая одежда?
– Одежда, – я сделала размашистый жест рукой. – Ну, то, в чем ты хочешь меня видеть, пока я здесь. Предполагается, что ты снабдишь меня…
Я замолчала, не завершив фразу. Мне было неловко говорить о нашем контракте. Алек ухмыльнулся широкой улыбкой кота, сожравшего канарейку, после чего уперся руками в стол и наклонился ко мне.
– Ma jolie, никакой одежды для тебя нет, потому что в мои планы не входит видеть тебя в одежде. Ты – моя муза, и я хочу любоваться твоим телом, всему его углами и изгибами, насколько это в человеческих силах.
Я моргнула, открыла рот, закрыла его и снова моргнула. Он же не всерьез?
– Ты хочешь, чтобы я расхаживала голышом? Все время?
– Oui, – просто ответил он, словно вся тяжесть мира не заключалась в этом вопросе, как это было для меня.
– Oui? И это все, что ты можешь мне сказать?
Я бросила вилку, громко звякнувшую о тарелку.
– Ты полагаешь, что я стану расхаживать тут, – мои руки снова взлетели в воздух, – без единого клочка ткани на теле?
Алек опять нахмурился.
– Ты стесняешься своего тела, ma jolie?
– Черт! Я просто не верю своим ушам, – вспылила я, тряхнув головой и скрестив руки на груди. – Нет, я не стесняюсь своего тела, ну, почти нет. Конечно, скинуть пару килограммчиков мне бы не помешало, но я не знаю ни единого человека, который чувствовал бы себя свободно, разгуливая весь день в чем мать родила.