И он тихо засмеялся своим думам.
Все его! И Маня теперь его будет! Пусть не любит: отец все равно силком заставит.
И при мысли о Мане Брыков забыл все: и предстоявший парад, и императора Павла. Ему мерещились богатство, покой, почести и красавица Маша, которую он любил всей своей необузданной натурой, несмотря на то что она была невестой его брата.
Император был не в духе. Всю дорогу от Петербурга до Москвы он ни в чем не встречал для себя приятного. Всюду, где ни останавливался, он видел только непонятные ему страх и трепет. Желая ехать тихо и скромно, на всем пути он был оглушаем криками согнанного, перепуганного народа. Он понимал, что не в меру ретивые слуги стараются угодить ему, и выходил из себя, с досадой думая, что нет никого вокруг, кто понял бы его. И так было до самой Москвы. Под Москвой его встретил старый Долгорукий, и – то же подобострастие. Об Архарове же и говорить нечего: брат Николая!
Государь проснулся мрачный, нахмуренный, несмотря на ясное апрельское утро.
– Посмотрим, каковы они на учении, – сказал он Кутайсову, который, хотя и имел графский титул и звание обершталмейстера, продолжал брить государя, находясь при нем безотлучно.
Кутайсов слабо усмехнулся.
– Надо думать, и тут, государь, мало успешности, ибо не отвыкли еще от прежней воли!
– Воли! – вскрикнул Павел. – В военной службе, сударь мой, нет этого слова! Я им покажу сегодня! Да! Они, кажется, все живут здесь очень уже барственно!.. Пора! – сказал они встал.
Было пять часов утра, когда он вышел из своих покоев и, окруженный свитой, поехал на Девичье поле.
В Москве стояло в то время до тридцати тысяч войска, и теперь выстроенные в правильные ряды тридцать тысяч человек дрожали за свою участь.
В зеленом сюртуке с белым отворотом, в треуголке и лосинах, с тростью в руке, император курц – галопом приблизился к войскам. Оркестр заиграл гимн» Коль славен», знамена опустились.
Император поехал по рядам, и раскатистое» ура» понеслось от края до края. Солдаты стояли недвижно и» ели», государя глазами.
Лицо императора начало проясняться, как вдруг его взгляд упал на одного офицера, и он разом осадил лошадь.
– Это что у вас, сударь? – резким голосом проговорил он, указывая тростью на мундир.
Молодой офицер побледнел и молча глядел на государя, не понимая своей вины.