– Как-то это не по-полевому, – съязвил Паша.
– А мне и не надо… по-полевому. Это вы всё на коленке режете, – кивнула она на засаленные брезентовые пашины штаны. – Огромными кусками.
Паша штанами своими гордился, ни у кого таких не было, от добротного лесорубного костюма.
– Большому куску г`от г`адуется! – парировал он.
– Большой рот! – добавил Кеша. – И мы приглашаем вас на пельмени. По-чукотски.
– А как это – по-чукотски? – спросила Рита.
– Вот пг`идёте – узнаете!
– А отец у меня, между прочим, геолог, – Таня произнесла фразу с явным вызовом. – Главный геолог. – И выдержав паузу, добавила: – В одной африканской стране.
Кеша взял гитару, провёл по струнам пальцем. Гитара совсем не строила.
– У нас три поколения геологи, – сказал он. – Дед ещё в двадцатых годах начинал. Я его отчёты читал, последний – тридцать пятого года.
– А почему последний? – Рита, видимо, любила задавать вопросы.
– Что – почему? Непонятно, что ли?
– Он умер потом, да?
Рита взяла кружку и начала осторожно в неё дуть.
– Может, и умер, не знает никто.
– По-моему, так не бывает, – Таня прикурила от зажигалки и выпустила клуб дыма в сторону Паши. Ему пришлось отмахнуться от него рукой. – Должны были похоронку прислать!
– Как же, как же! – издевательским тоном сказал Паша. – И г`гоб с телом героя на матег`ик пег`епг`авить. На лафете! Дощечку с номег`ом тут ставили, на могиле глубиной в полметг`а – и всё!
– Этого не может быть, – невозмутимо изрекла Таня.
– Да ладно вам, – сказал Кеша, – вот вам другой разговор.
И запел песню про двух бичей, которые сидят в заваленной снегом палатке и вспоминают, как ходили в Москве в театр, а там был буфет с пивом, а здесь одни некультурные бичи с домино и преферансом.
– На ящик водки – банка шпрот, вот натюрморт! – орал Кеша, лупя изо всех сил по струнам.
Потом в песне бичи заговорили про горячую воду из крана, про фикус, эстамп и развод, и оставленных на материке жён и милых дам, которым один привёз снегу в чемодане, а другой «в бутылке утренний туман», за что первый бич тут же обозвал его болваном, тот ответил «брезентовым профаном» и получил:
– А сам не мылся десять лет! Ну, ферт!
Кеша перестал кричать и тихо поведал, что через пять дней спустился, наконец, вертолёт, бичей накормили, помыли и опять послали в поле, «ещё на год».
Девушкам эта песня показалась очень весёлой, Таня даже поперхнулась дымом и, согнувшись, долго кашляла, продолжая смеяться.