Двадцать лет рабства. Беларусь сегодня - страница 2

Шрифт
Интервал


раздался жалобный звонок
и босс укрывшийся халатом
смотрит внимательно в «глазок».
там видит он лицо в гражданском,
а ниже лестницей спецназ,
который жаждою влеком,
чтобы исполнить свой приказ.
а суть приказа состояла
в аресте нашего дельца
за ряд афер, где вне закона
была сокрыта часть рубля,
помимо этого налоги
вносил не честно в казну босс,
презрев законы и остроги:
такой обманный был донос.
счет замороженный и фирма
стоит теряя всех коллег,
а конкурентская контора
за этот счет «берет разбег».
пока наш босс в тюрьме томится,
его презренный конкурент,
за счет знакомств решил вмешаться
в судьбу коллеги на семь лет.
и раз попав в силки системы
дороги вспять для смертных нет…
итог один: острогов склепы…
судов процесс и срок семь лет.
но срок-лишь часть постигшей кары,
что вносит в нашу жизнь закон;
все конфискуются товары
и иск вменяют-триллион.
и вот на лагерной кровати
сидит и думает в тиши
директор фирмы, о расплате
за счастье краткое семьи.
и мысль одна, как тень везде,
его преследует года:
а есть ли смысл в родной стране
иметь с коммерцией дела?

Глупец у власти

жизнь, справедливость. вера в правду —
вот в чем идея бытия
в которой видим мы свободу
и цель людского естества.
любой животный организм
благополучно жить желает,
а нашей расы эгоизм
быть предводителем мечтает.
и вот создали ряд ступеней
ведущих к пику пирамид,
где нижний ярус-раб лишений,
а сверху «царь судьбы» сидит.
и этот царь из рабской массы
служить к себе невежд позвал,
дав им средства из общей кассы
и властью править указал.
из года в год глупец у власти
своих лишь выгод видя толк,
как жерновами крошит кости
всех, кто попал в его силок.
так появилась и система
судов, ищеек и тюрьмы,
где человек – фарш и проблема
рожденный быть рабом страны.
идут года и тиранию
сменил собою гуманизм.
который прячет за вуалью
властолюбивый деспотизм.
права… закон… и справедливость..
какой пустой набор из слов!
все жалкий вздор, в миру где дикость
пренебрегла нуждой рабов.

Мать

мать безработная с ребенком
на лавке в горести сидит,
сидит в раздумии кичливом
и с дочкой громко говорит:
– «как мы голодны, холодны,
одежды нету-мы нищи;
а дочка, доченька моя,
как ты болезненно худа;
головка клонится на бок…
в бессильи ты лишь тихо стонешь…
воды попей, прошу, чуток,
но этим голод не прогонишь.
вчера в подъезде корку хлеба
когда домой я шла нашла,
и долго корку ту мочила,