– Не знаю.
– Что не знаешь? – вдруг отозвался я.
– Не знаю, что за США. Я думал, что знаю, о чём говорю, а теперь не могу вспомнить. Да что же это! Вот словно знаю, о чём говорил, а тут как дурак тупеешь в этой дыре! Старый я дурак! У меня же кто-то должен быть?
– В смысле «кто-то должен быть»? – поинтересовался я, не сводя с него взгляд. Он всё больше настораживал меня.
– Мои, домашние. Я же не один – мои должны меня ждать. Я должен к ним… – он присел на корточки и обрывисто начал нести несуразицу. – К моим надо. Я не хочу тут быть, меня мои любят, – почти шёпотом прохрипел он и чуть согнулся. Кажется, он плакал. Во всяком случае, закрыл глаза руками. Мне показалось, что причина его безумия – безвыходное, медленное приближение неотвратимой смерти. Так странно может себя вести человек, который знает, что его казнят. Да что я об этом знаю, что так сужу?
– Кто тебя любит? – Моя надежда на то, что он вспомнил о чём-то, о чём может рассказать, не увенчалась успехом после его опять потупленного взора на пол.
– Не помню. Я не помню… Я не помню… – зарыдал он, закрывая ладонями глаза. – Я люблю их, они меня любят. Я не один, я живой! Слушай, я живой! ЖИВОЙ! – он встал и подошёл ко мне, прежде чем я понял, что делать. Он схватил меня за плечи и, плюя словами мне в лицо, взмолился: – Скажи, что я живой!
– Живой ты, старик, живой! И я живой. Мы оба живые! Просто в дерьме каком-то, но я знаю: разгадка где-то близко, – попытался успокоить я его и понял, что у меня получается. Его дыхание выровнялось, но я слышал, как бьётся его сердце. – Всему есть объяснение. – Я следил за его взглядом, который ушёл куда-то вглубь его мозга.
– Я живой! – он заулыбался, как ребёнок, но его старое лицо с такой улыбкой внушало лишь признаки безумия. – Прости, что на меня нашло – не знаю. – Вдруг его глаза прояснились, и он мотнул головой, словно сбрасывая остатки сна: – Такое чувство было, что всё – конец.
Старик встал напротив окна и при свете нескольких прожекторов начал разглядывать свои ладони. Сначала он потрогал их пальцами, потом понюхал одну из ладоней и так иронично улыбнулся, что мне стало искренне жаль его. Я убедился, что он всё понял, но теперь будет держать себя в руках. Он спросил (теперь уже намного спокойнее):
– Как думаешь, парнишка, что это за свет? Это Бог?