Я их не уговаривал, – ответил Валентин Сергеевич.
Ты с ними просто говорил?
Помимо меня, они говорили и с тобой – помнишь? Ты поднимался и отвечал на вопросы. После твоих ответов мне было бессмысленно о чем-то просить.
Я им не понравился? Отчего-то не подошел?
В который раз, сынок, – усмехнулся Валентин Сергеевич.
Хмм… мне казалось, я встречался с ними впервые. А до этого ты водил меня не сюда. По разным… не сюда. Сюда не водил.
Я тебе поясню. Отчаявшись тебя куда-либо устроить, я повел тебя на свой комбинат, где попросил для тебя самую тупую и примитивную работу. Ко мне отнеслись с уважением! Сказали, приводи, мы с ним пообщаемся – как же я за тебя краснел… Все кончено, я осознал: сиди на моей шее, сынок. Самостоятельное плавание не по тебе. С твоим диагнозом карьеры тебе не сделать.
НЕ СНЯВ пальто, Георгий стоит в коридоре своей квартиры. Ему хочется что-то делать, чему-то себя посвятить, на его лице и жизнь, и боль; Георгия трясет от холода и возбуждения, и он страдальчески взирает на ковыляющую по коридору старушку, которая приходится ему родной бабушкой. Не склонная к сантиментам Татьяна Васильевна проявляет по отношению к внуку привычную сухость.
Ты раздевайся, – сказала она. – Тебе не хуже?
Я собираюсь куда-нибудь уйти, – ответил Георгий.
На улице ты с отцом уже был. Куда тебе еще? Ты не дури – раздевайся.
Я пойду на балкон. Погляжу оттуда во двор.
А что ты в этом дворе не видел? – спросила она. – Ну машины стоят, ну шастает кто-то… подумаешь, радость.
Для меня радость. Я найду, что увидеть, и представлю себе невидимое, но существующее во мне, в моем воображении, у меня хватает энергии и я бы не только вышел на балкон, но и совершил бы, я бы сумел совершить, хотя ничего раньше не совершал и это во мне копится, я чувствую… я иду. Я буду смотреть. Во мне пробудилось… оно безмерно. Я заклинаю тебя меня не задерживать!
Ну иди, – пробормотала она. – Погляди.
Мне мало смотреть. Я буду ощущать и терзаться, меня не изранят, а возведут…. я поднимусь. Я им всем докажу.
ГЕОРГИЙ на балконе. Вцепившимся руками в ледяные поручни, он рассеянно смотрит вниз. Балкон не застеклен, завален мокрой рухлядью, открывающийся с четвертого этажа вид крайне стандартен, Георгий дышит все чаще и его взгляд приобретает воинственную возвышенность.
БАЛКОННАЯ дверь открыта. На улице еще довольно светло. Покинув балкон, опустивший голову Георгий широкими шагами проходит через комнату, едва не сбивает в коридоре хмыкнувшего отца, справляется с замком и выходит из квартиры.