Блеклые казенные стены. Привинченный к полу тяжеленный стол. Два обшарпанных и повидавших все на своем веку, но все еще крепких металлических стула. Окно с решетками. За окном темнота.
– Двадцать лет… Двадцать лет на зонах, начальник. Ты знаешь, что это вообще такое?
Это был Сурик. Хоть ночь уже удалась и мокруху мы раскрыли по горячим следам, но ее надо еще и закрепить. То есть, в данном случае, получить от подозреваемого признательные показания. Чем я сейчас и занимался. Я сидел напротив Сурика с кружкой крепчайшего – две ложки с горкой – кофе, просматривал его чистосердечное и, пытаясь собрать глаза в кучу, боролся с усталостью и накатывающей сонливостью.
– Я когда начинал свои университеты, все по понятиям еще было, – продолжал философствовать Сурик, – На зонах все только на авторитетных ворах и держалось. Я на них равнялся. И имя себе заработал. Меня ж лет десять назад даже смотрящим по зоне делать хотели. Веришь?
– Да ладно, – отозвался я. – А чего ж не сделали тогда?
– А я отказался.
– В натуре? Почему?
– А зачем оно мне? Все, что на зоне можно иметь, я и так имел. Курево там, ханка, чифирок… А головняки чужие решать, нахер оно мне не упало, – я понимающе усмехнулся, и Сурик продолжил набивать себе цену: – А правильно себя поставил потому что. С самого начала правильно себя поставил перед братвой, вот авторитет и был. А сейчас… – Сурик презрительно зыркает на зарешеченное окно, – Никто никого не ценит. Лишь бы бабки были. Конец зоне настал.