Неслучайно, когда Смуте был положен конец, и Земский собор 1613 г. дал начало новой династии, царь Михаил Федорович Романов одним из своих первых указов снова призвал в столицу Великорецкий образ, чтобы это новое путешествие прославленной вятской святыней соединило в единую Церковь и единый народ всех жителей России – от Хлынова и Казани до Нижнего Новгорода и Москвы.
Так и произошло. Повсеместно, на всем протяжении пути, по прибытии вятской святыни в города и села, ее встречали сотни и тысячи людей во главе с местными воеводами, которые нередко становились свидетелями чудес и исцелений. В описании чудес Великорецкой иконы мы встречаем имена хлыновских воевод Василия Терентьевича Жемчужникова и Федора Андреевича Звенигородского, казанского боярина и князя Ивана Михайловича Воротынского, воеводы г. Уржума Дмитрия Воробьина, который во главе всех жителей города вышел встречать чудотворный образ за несколько верст от города на «Уржумский караул» – современное село Цепочкино18.
Известно, что по возвращении с р. Великой ежегодно чудотворная икона посещала города в среднем течении р. Вятки – сначала, «по большой воде», ходили в Шестаков и Слободской, осенью – в Орлов и Котельнич. И каждый раз это также совершалось при деятельной помощи мирских властей – сегодня мы бы сказали, «органов местного самоуправления».
В те годы на Вятке еще не было своего архиерея. Поэтому, если требовалось освидетельствовать то или иное чудо, произошедшее вне храма, то это просили сделать воеводу, который проводил весьма тщательное расследование. Так было в 1647 г. с воеводой князем Иваном Ухтомским и в 1657 г. с воеводой Иван Ивановичем Дашковым19, имена которых сохранила «Повесть о Великорецкой иконе».
Сегодня, если, в отсутствие правящего архиерея, случится какое-то чудо, пойдем ли мы к губернатору или мэру, чтобы они его засвидетельствовали? Скорее всего, нет. Но почему? Кто и когда внушил нам мысль о том, что Великорецкая икона – «святыня одних только верующих», и забота о Великорецкой традиции – «дело одной только церковной администрации»? Что мирским властям надо держаться от Церкви в стороне, потому что, будто бы, «бюджеты у них разные»? Словно мы – не один народ, и у нас – не одна история и не одни святыни? Словно то, что происходит в храме или в душе человека не имеет никакого отношения к тому, как человек служит и трудится в миру, соблюдает законы своей страны и вкладывается в ее развитие, строит отношения в семье, воспитывает детей? Словно храмы посещают, ходят крестными ходами и путешествуют по святым местам не наши родные и близкие, друзья и соседи, а какие-то незнакомые и чужие для нас люди?