-С вами все в порядке, муж мой?
-Спасибо Мали-Кили. Все хорошо.
Произношу я стараясь не сорваться и не заорать на истеричной
ноте. Она что издевается, какое хорошо, это-это полный крах. У меня
даже слезы потекли по щекам непроизвольно до такой степени мне
стало себя жалко. Маленький, тщедушный, хромой весь в росписи
татуировок, вынужденный и вправду как говорят в спину, прятаться за
своих нелюдей. Иначе без моих синтаки меня пинком отправят в
грязную лужу, в которой я буду беспомощно барахтаться, забавляя
местную публику. После осторожного стука в дверь, я слышу, как
Роллос впустила в комнату орка.
-Темный, если ты из-за девки человеческой переживаешь. То не
тревожь душу. Я, как ты вырвался из толпы назад за ней пробился.
Вытащил ее из-под этого, как ты там называл, ринга. Она почти цела,
несколько синяков в такой драке это не считается. Я все сказал.
Я не поворачиваюсь к говорившему орку, продолжаю сидеть спиной.
Мне не хочется, что бы он видел мои малодушные слезы, произвольно
бегущие ручейками для того, чтобы крупными каплями разбиваться о
деревянный подоконник. Все молодцы, один я бестолковый со своим
упрямством и амбициями-надо же, нигде нет такого зрелища полуголой
девицы, похоронил все свои начинания, а вместе с тем на всех нас
взвалил такие дикие проблемы что впору просто удавиться. Чувствую,
что тело начала бить мелкая дрожь, предшествующая началу приступа.
Нет, не хочу, только не это. Мне не перенести еще и приступ.
Наплевав на то как выгляжу с зареванной мордой, повернувшись к орку
и Роллос, начал стягивать с себя одежду. Нужно лечь в постель и
желательно под одеяло с головой. Оно хоть ненадолго позволит мне
спрятаться от всех. Вижу, как эльфийка шикнула на Одно Ухо и тот
удалился из комнаты. Сама же, она принялась помогать мне выбираться
из этой дурацкой одежды. Под одеяло, срочно под одеяло. Я так и
уснул, свернувшись калачиком под спасительным одеялом.
Глава 24
Его святейшество, Отец Бенедикт, внимательно разглядывал
стоящего перед ним своего посланника за еретиком со стороны Вольных
баронств, наполненных безбожием в сердцах местных жителей, не
желающих безоговорочно принять в душу единого бога творца, Иссана.
Ему даже не верилось, что это он. Оборванный словно нищий из
трущоб, со впалыми скулами, исхудавший, перепачканный в дорожной
грязи и еще непонятно чем. Но это все преходяще-уходящее,
временное, что порадовало инквизитора, так это горящие живой верой
глаза своего человека. Смотря на их сияющий блеск, он отчетливо
понимает, такого сына святой церкви не сломить никакими трудностями
на жизненном пути, пути служения истиной вере, ибо одно от другого,
неотделимо.