— А миссионеры куда деваются?
— Никуда. Нанимаются на службу к пожирателям.
— А сколько вообще миров? – не сдержал любопытства Павлик.
— Бесконечное множество. Изучено нами – тридцать два. Известно о
двух погибших мирах. Плюс этот, — он раскинул руки, — погибший не
до конца.
— Мой тоже должен погибнуть. Это можно предотвратить?
— Мне нравятся твои вопросы. Ты думаешь не только о себе, в
отличие от твоего будущего командира. Может, мы с тобой и
сработаемся. Мне вот о чем подумалось. Такое подозрение, что тебя
не просто так переместили в прошлое. То есть это не случайность, ты
что-то должен был изменить.
Павлик взял книгу, раскрыл ее, но буквы были ему незнакомы.
— Выходит, у меня не получилось? Мир все равно погибнет? У меня
там родители, сестра, друзья…
— Не знаю. Может, ты все-таки выполнил функцию, просто не
знаешь, что должен был сделать именно это. Учись. Если вернешься,
увидишь, изменилось что-то или нет. Мне интересно другое. Тебя из
прошлого переместил кто-то могущественный, не из наших, с кем нам
неплохо бы выйти на контакт, вряд ли он на стороне контролеров и
пожирателей.
- Враг моего врага – мой друг…
- Хорошо сказано.
Павлик вспомнил, о чем говорили контролеры перед тем, как
стереть Павла из реальности, и сказал:
— Контролеры перед тем, как уничтожить меня-взрослого в этом
теле, говорили о креаторе. Создателе. Но не были уверены, что он в
курсе.
— У каждого народа свой создатель, и легенды с религиями
похожие. Нас создал кто-то один… И если он есть во плоти… - На лице
уравновешенного Аддо проступило благоговение, он начертил перед
собой руками круг – осенил себя священным знаком.
Вспомнился рассказ, как бабочка, гостем из будущего раздавленная
в прошлом, изменила мир, и Павлик улыбнулся. Хотелось верить, что
все было не зря. Аддо кивнул на дубовый стол, окруженный стульями,
и Павлик сел, наблюдая, как человек, похожий на индейца, ищет
нужную книгу, говоря:
— Алфавиту тебя научат. Язык закладывается в разум сразу при
переносе, а с письменностью так не получилось. Но у нас есть текст,
который ты поймешь. Вот он.
Аддо положил на стол нечто, напоминающее школьную тетрадь, но
бумага была грубой, коричневатой. Павлик открыл тетрадь, и
незнакомые буквы, окутавшись туманом, превратились в привычные. Это
был очень сухой свод правил, местные заповеди. Итак, первая
заповедь: