Полетели редкие снежинки, прилипая и тут же тая, стекая по остывающему от их усилий стеклу. Рачительный водитель заглушил благодарно затрясшийся двигатель, экономя бензин, и стекла изнутри подернулись испариной от смелеющего холода, но как-то пятнами, точнее, в однообразное поле мутной дымки вкраплялись малые провалы, словно поверхность закаленного стекла была неровным ландшафтом, и пар дыхания оседал неравномерным тяжелым туманом, не поднимаясь из низин на возвышенности. И вот из мельчайших точек воды по закону притяжения образовалась первая капля, и скользнула долу быстрой слезой, и растворилась на безразличной полосе черного резинового уплотнителя.
Редкие подтеки не мешали проникновению в призрачный окружающий мир. Сверкая в веерном свете фонарей, зароились белые мошки над фигурами редких, согбенных стихией прохожих. А Юрий так и продолжал сидеть рядом с матерью, ощущая ее дыхание и тепло.
Немного проехали. Впереди – позади решетчатого забора, утерявшего во времени оштукатуренные каменные тумбы, разделявшие пролеты, – среди темных рукастых остовов невысоко, до уровня полуметра побеленных деревьев, нависала громада института: раскинулись призывно крылья.
Помнит ли она, что произошло здесь, на этой панели, тогда – зимой (или поздней осенью?) – между ними?.. Или для нее это просто знакомый путь, ведший некогда на работу и в детский сад?
Почувствовала ли мать или, стараясь заглянуть ему снизу в лицо, просто хотела удостовериться, не опоздают ли они на поезд?
Чтобы перевести мысленный диалог, вслух Юрий сказал, что узнал помрачневшее в сгущающейся темноте здание института инженеров железнодорожного транспорта с шестью четырехгранными пилястрами, невидимой плоскостью утопленными в стену главного фасада, – где отец преподавал в то время, когда они жили неподалеку. Напряженно замершая Агнесса Викторовна задумчиво покивала.
Вести мать оставшиеся до вокзала несколько сотен метров пешком Юрий не хотел – время пока терпело, – а главное, было больно смотреть, как она тяжело передвигается на своих раздувшихся ногах, так что казалось, будто толстые голени, видные из-под пальто, обмотаны слоями бинтов под плотными шерстяными колготками.
В этот приезд, ожидая ее в квартире – с отцом они наговорились, и отец углубился в многостраничное, на французском языке, описание привезенного сыном тонометра, – он, выйдя на балкон, увидел, как мать возвращается из аптеки по дорожке вдоль дома. Маленькая, сгорбившаяся, она медленно шла, переваливаясь, часто останавливаясь, чтобы отдышаться, прижимая ладонь к груди, затем упираясь ею в бедро, собираясь с силами для продолжения пути. У него сжалось сердце оттого, что он опоздал, безнадежно опоздал. Да и не мог успеть, так как ждал неотвратимого всю жизнь.