Старик заморгал – очнувшись, продолжил беседу:
– Как родители твои, одним не тяжело?
– Батя крепкий у меня. В своем доме, конечно, всегда работа есть, не посидишь. И родни в поселке полно, – основательно высказался Игорь.
– Это хорошо… Я тоже уезжал когда от своих – поступать, – все думал, выбирал, куда… В строительный хотел, но потом, думаю, чего там, пока учиться буду, все построят уже, работы не будет. Пошел в транспортный поначалу, и не жалею. Движение – жизнь…
И преподавать там же начал: институт инженеров железнодорожного транспорта имени… Имени кого? Революционера, кажись, какого-то пламенного?
На скатах треугольного фронтона выступали высокие, тянувшиеся в рост и во фрунт, чванливые и самодовольные (как любое славословие) красные литеры, разделенные изломом конька крыши после второго слова: «Хай живе комунiзм!»
Не понимавшего выражения с каким-то двойственно абсурдным в своей основе смыслом, Юру смешило, как отец со смехом передавал звучание несуразного вульгаризма и пафоса в спайке – как в такой же непонятной смычке города и деревни.
Иногда брал сына с собой, в Асину рабочую субботу или если экзамен выпадал на выходной и не с кем было оставить дома. Массивное здание с высокими потолками, толстенными стенами и прохладными огромными аудиториями внушало благоговение ступавшему под белые сводчатые потолки; каково было выдержать постоянное давление монументального вестибюля с бронзовыми люстрами подобострастным вахтерам, кидавшимся помочь при малейшем намеке на затруднение доцента, с поиском ли ключей, расписанием, и откликающимся на любой вопрос с коробящей угодливостью…
В аудитории он сидел и уныло раскрашивал цветными карандашами схемы из электрических цепочек – треугольники, прямоугольники, кружки – в тишине, нарушаемой скрипом чернильных перьевых авторучек склоненных над заданиями студентов – это были одни ребята, – за свободным лабораторным столом с особой надстройкой ящиком с полостью из толстой, окрашенной рыжим фанеры, воздвигнутым на столешнице, где в углублении ниши помещались квадратные приборы со стрелками, переключатели и какие-то дырки, куда строжайше нельзя совать пальцы, а хочется.
К кафедре подходили напряженные экзаменующиеся: «Павел Иосифович…» Задавали вопросы, отвечали в свою очередь, пока просматривались отданные ими исчерканные листы. Некоторые отходили, краснея вместе с ушами, и вновь подходили попозже. Разговор велся на знакомом языке, но с таким большим количеством непонятных слов, связанных с током – такие электроны по проводам внутри бегают туда-сюда, – так что следить за беседой было совсем не интересно.