Потом всё новое читает.
Ну а альбом для рисованья
Выносит муки и страданья —
Вовка не любит рисовать,
Предпочитает в нём черкать.
Ветхая кровать стоит,
Вся от старости скрепит,
И матрацы все прогнили,
А кровать всё не чинили.
Тяжко так она скрипела,
Ещё месяц потерпела,
А потом совсем устала —
Очень сильно застонала.
Ножки тут же подкосились,
Спинки тут же отвалились —
Эх! Кровать и развалилась
Да в подвале очутилась.
Страшно ей и одиноко:
Света нет, да нет и окон,
Сырость подступает к ней,
И бедняге всё страшней.
Столько лет она служила,
И подвал лишь заслужила.
Раньше в горнице стояла
Да под белым покрывалом.
Как обида сердце гложет,
И никто ведь не поможет.
Но открылась дверь в подвал…
«Вот ты где» – кто-то сказал.
Смотрит не веря – дед стоит,
Стоит и с нею говорит:
«Эх, старушка, постарела,
Вся разбита, потускнела,
А когда-то мы с тобой
Спали в горнице одной.
Но не дам тебе пропасть,
Старость – это не напасть».
Начал дед кровать чинить,
Что-то где-то изменить;
И она тут удивилась,
Что в диванчик превратилась.
Спинки новые прибиты,
Свежим лаком они вскрыты,
Тканью новой обтянул
Дед её, и жизнь вдохнул.
И кровать в другом обличье
Стала краше и приличней,
Снова в дом её внесли
И от старости спасли.
Ей не дал наш дед пропасть,
Старость – это не напасть!
Я решил порисовать,
Нарисую кошку я;
«Хватит, Мурка, тебе спать,
Посмотри-ка на меня!».
Я её на стол сажу,
А она – прыг на кровать!
«Мурка, сколько можно спать,
Мне ведь надо рисовать!».
Столько раз на стол сажал,
И котлетку обещал;
Как же трудно рисовать,
Если кошка хочет спать!
Щенок Тошка ел и ел,
Ну какой же аппетит!
К вечеру он заболел:
«Ой-ёй-ёй, живот болит!».
«Разве можно столько кушать?
Не хотел меня ты слушать,
Съел сосисок килограмм,
Выпил молока стакан,
И к тому ж котлеты две
Я на завтрак дал тебе.
Посмотри, живот какой,
Словно шарик надувной!».
Вот теперь ты будешь знать,
Можно ведь и пострадать,
Если будешь много кушать
И меня не будешь слушать!