- Ты совсем ничего не помнишь что ли? – прошептала мне в плечо
Светка, сидевшая рядом.
- Ничегошеньки! – также ответила я ей и скривилась от своих
дум.
- Сколько ещё мне придется их удивлять, пока не разберусь! Боже,
помоги! – вздохнула и принялась оглядывать публику.
За столиками тут и там сидели семейные, даже с малыми детьми в
колясках. И также парочки, но чаще одинокие мужчины или групками.
Они пили чай-кофе, громко разговаривали и смеялись. Здесь мужское
население имело преимущество и чаще развлекалось самостоятельно,
как я поняла, да еще помня турецкие сериалы, которые так были
распространены среди российского люда. Особенно часто их смотрела
женская половина. Я не была среди таких любительниц, но слышала
разговоры товарок по работе, как те делились впечатлениями, так же,
как мы когда-то в свои годы рассказами о бразильских сериалах. Даже
анекдоты потом шли, мол, что сказал дон Педро, и что ответила мама
Роза. А уж именем главных героинь пополнился список русских
девочек, рожденных в то временя.
Здесь же в Турции всех девушек местные мужчины звали «Наташей»,
почему-то. Вот и меня так называли в том заведении, о котором мороз
по коже. Одеты были просто, без всяких красок и гОловы, лИца чаще
прикрытые чуть прозрачными шарфами. Зачем, если и так видно?
Видимо, по привычке или по старому закону. Хотя и открытых было
много, особенно среди молодежи: и узкие короткие юбки, и майки с
открытым животом и волосы вдоль спины. И очень много украшений на
руках, шее, даже на щиколотках. Так что мои прежние украшения не
так бросались в глаза здесь особенно. Лишь их места, пожалуй -
пупок, губа, уши. Да и мне самой было не комфортно. Особенно в
сосках груди.
- Надо же такое придумать! Еще бы язык проколола, дурища! –
покачала я мысленно головой.
Тут нам принесли по тарелке чего-то из съестного, пахнувшего
одуряюще и потом по чашке горячего кофе и сдобы. Наелась плотно и
даже чуть не икнула. Все также ели с удовольствием, кроме манерной
тетки. Она с легким презрением смотрела на нас, чавкающих и смачно
причмокивавших, и манерно пилила что-то там в своей тарелке,
накалывая вилкой маленькие кусочки и отправляя их в рот. На её лице
читалось такое презрение то ли к нам, то ли к той пище на столе,
что мы поедали с откровенным аппетитом. Я мельком посмотрела на неё
и тут же отвела глаза, боясь выдать себя. И так уже во многом
поражала всех, а тут еще и своим приглядом. Но как же мне их понять
и принять, если пристально не рассматривать?