И в голову Голицына вонзилось множество мелких иголок. Но он постарался ответить, как ни в чём не бывало:
Это Паспортный стол. Вон же – написано.
То, что написано, я вижу. А вы ничего не хотите добавить?
Что же я могу добавить?
Ну, например: «И оно рвануло!»?
У Голицына в глазах поплыли спиральки накала от электрических лампочек. Такого допроса он не ожидал. Такого! он не мог предположить даже в самом невероятном сне. Но, глубоко вздохнув, и переведя дыхание, он, всё же, собрался и ответил с улыбкой:
Да. Так должен был начаться один мой маленький рассказ.
И вот в эти двери должен был войти ваш террорист.
Да. Но он сюда не войдёт, потому что – это начало рассказа я уничтожил, и рассказа больше не будет.
Но остался файл под названием «ДИТЯ», потому что рассказ вы предполагали назвать: «Дитя террора», не так ли?
Так точно! Вашш-ство!
Не ёрничайте, к вам это не идёт. И не обижайтесь на меня, пожалуйста, я просто хотел похвастать перед вами своими познаниями. Ну, есть у меня такая слабость. Но с кем не бывает. Ну, вы прощаете мне эту слабость?
Прощаю, – угрюмо и подавленно ответил Голицын.
Вот и прелестно, – воскликнул Мессир, почему – то, грассируя букву «р», – продолжим нашу чудесную прогулку по вашему славному городу, – и, вдруг, запел песню из репертуара Вертинского: «Ах, где же вы, мой маленький креольчик,
Мой смуглый принц с Антильских островов.
Мой маленький китайский колокольчик —
Капризный, как дитя, как песенка без слов.»
И они продолжили свой путь. У Голицына, за прошедший путь, честно говоря, порядком подустали ноги – он всё время вынужден был обходить грязь и перешагивать, а то и перепрыгивать многочисленные лужи, в своих светлых босоножках, стараясь не отстать от собеседника. А ТОТ шагал, не считаясь ни с какими преградами, изящно переставляя свою трость, и так ловко, что на ЕГО туфлях, а тем более, брюках, не было ни единой помарки.
Я надеюсь, вы ещё не устали от нашей прогулки, дорогой мой, – любезно обратился ОН к своему спутнику, прервав свою песенку.
Представьте себе – устал, – Голицын несколько смягчился, услышав нравившуюся ему песню, любимого им артиста, в неожиданном, но довольно милом
исполнении. – Я отвык от прогулок. И отвык, как теперь подозреваю, исключительно по вашей милости, Мессир. Вы заперли меня в четырёх стенах, оставив лишь две прорехи, забитые железной сеткой, чтобы я дышал – пол окна на кухне и форточку в моей комнате! Я белого света не вижу. Я перестал общаться с живыми людьми!