– Поднимись ко мне через пятнадцать минут.
Девушка кивнула. О том, что он жил на втором этаже здания, выкупленном им под забегаловку, знал весь персонал и посетители, коих было в избытке.
Другие официантки завистливо посмотрели в след своей напарнице, ломая голову, что же такое сказал хозяин. Но разгадать эту загадку сегодня не удастся. Через пятнадцать минут открытие бара и клиенты повалят лавиной. В прочем, как и всегда.
***
Он стал первым кто входил в её тело и мысли. Слишком взрослый. Слишком большой.
Сильное тело прижимало к полу, подавляя любые попытки вырваться. Оставлял синяки на руках и ногах. Прокусывал до крови нежную кожу шеи и груди и слизывал рубиновые капельки. Мозолистая рука закрывала рот, заглушая девичьи крики боли. В кабинете и спальне сделана звукоизоляция. Но мало ли.
Да он и не пытался показаться нежным. Заключил юную официантку в стальные объятия, как только она переступила порог комнаты, впился сухими губами в податливый красный рот. Мягкая, сладкая, ароматная.
Одним рывком разорвал тонкую ткань чёрной блузки с бейджиком бара и прямо тут же повалил на паркетный доски. Пол всегда легче отмыть от крови, чем простыни. А свою постель Гадес любил и был на удивление чистоплотным во всём.
Хотя с девственницами он имел дело впервые в своей жизни. До этого попадались лишь «опытные» жрицы любви, над чьей опытностью он потом громко смеялся, оставшись наедине в стенах кабинета.
Чиста и невинна. Он читал её память как открытую книгу и поражался, как такой цветок сохранить свою чистоту в погрязшем в пороках городе.
Девушка не вырывалась. Понимала где-то в глубине души, что не справится ей с атлетически сложенным мужчиной. И по этой причине отдала всю себя в сильные руки, позволяя причинять боль. Сама же захлёбывалась слезами, скулила раненым волком. Царапала ногтями по полу.
Он рвал её, рвал молодое тело, раздавливал ментальной силой. Слишком взрослый. Слишком большой.
Гадес с садистским наслаждением упивался девичьей болью, впитывал её в себя и не мог насытится. С каждым сильным толчком расширял тесный для него вход в девичье лоно, принося новую порцию сводящей с ума боли.
Сама того не ведая, она подталкивала его к грани, непроизвольно сжимаясь вокруг его плоти, удерживая внутри, пульсируя каждой клеточкой. И только сильнее распаляла и без того горящего изнутри мужчину, лишала рассудка и человеческого облика.