Сразу после «игры на рояле» (то же самое, что «катать пальчики») нашу группу из 10 человек ведут фотографироваться. Сначала на специальном планшете пластмассовыми буквами набираются наши инициалы и год рождения. Фотограф нервничает. Он тоже не спит в эту ночь.
В центре – вращающееся кресло, фиксирующееся в двух положениях – профиль и фас. Сбоку к креслу приварен длинный металлический штырь, на котором фотограф крепит планшет с уже набранными на нем нашими данными.
По очереди занимаем место в кресле. Голова фиксируется, чтобы у всех был одинаковый угол. Уверен, что любой нормальный человек, увидев эту фотографию, будет убежден, что перед ним законченный преступник.
Еще бы: у каждого семи, – десятидневная щетина, лица немытые, волосы нечесаные… Люди, не спавшие около двух суток. Голодные и злые, испуганные и растерянные. Оскорбленные и непонимающие.
Наконец, пройден и этот круг. Мы снова попадаем на сборку. Нам навстречу идет другая партия.
На сборке уже варят чифир. Те, кому родственники успели передать в ИВС что-то из продуктов, кому удалось собрать что-то после шмона, устроили нечто между поздним ужином и ранним завтраком.
В коридоре какой-то грохот. (Открывается кормушка.
Те, кому удается в нее заглянуть, могут увидеть металлическую тележку на литых металлических колесах (это она гремела). На тележке навалены буханки хлеба. Его выдают нам из расчета одна буханка на троих.
Естественно, резать его нечем. Ломаем на глазок.
Хлеб практически несъедобен. Но это ты поймешь потом, через пару дней. А сейчас все настолько голодны, что едят его всухомятку. У ракушки (раковина с краном) образуется очередь напиться и запить стоящий комом в горле хлеб водой, сочащейся из огрызка ржавой трубы. Наступающая через несколько минут после этого завтрака «реакция желудка» вкупе с густыми клубами сигаретного дыма и дыма от дров, на которых варился чифир, создают на сборке непередаваемую атмосферу физически осязаемой вони.
Опять открываются тормоза. И опять выкликают по 10. На этот раз, на медосмотр.
Нас приводят в маленькую, полностью замкнутую комнату размером чуть больше вагонного купе. Окон нет, густой полумрак. Вновь велят раздеться, на этот раз только до трусов. Понятно, что никаких вешалок, крючков для одежды нет. Все в общую кучу в угол. Открывается вторая внутренняя дверь, ведущая в клетку, в полном смысле этого слова. От пола до потолка – толстые металлические прутья. Дверь за нами захлопывается автоматически. Внутри маленькой клетки – медицинская кушетка, покрытая грязной, в бурых пятнах крови, простыней. Со стороны ног, поверх простыни, – розовая медицинская клеенка, истертая до белесых проплешин.