Чёртов сукин сын! Даже на расстоянии нескольких метров, я чувствовала мощные волны энергии и сексуальности, исходившие от этого мужчины. И если он так действовал на меня на расстоянии, даже не могу представить, что бы случилось, окажись мы с ним в одной постели...
Стоп! Лиза, остановись! Это просто наваждение какое-то!
Занятия, как назло, тянулись бесконечно долго и скучно. Радовало то, что анатомии сегодня у нас не было.
После последней пары ко мне подошёл однокурсник - невысокий, но симпатичный парень. Кажется, Андрей. Или Алексей? Блин...
- Привет, Лиз! - начал он бодро. - С ума сойти, какое сегодня было занудство на мед. химии, да?
- Да уж... - протянула я, думая о том, что вообще все сегодняшние лекции были для меня занудством, в которое я безрезультатно пыталась вникнуть сквозь туман мыслей о Луке.
- Послушай, тут рядом крутая кафешка открылась. Пойдём перекусим чего-нибудь? - с едва уловимой надеждой в голосе спросил Андрей-Алексей.
- Елизавета, зайдите, пожалуйста, в учительскую! - низкий, обволакивающий голос за спиной лишил меня дара речи. Обернувшись, я уткнулась взглядом в широкую, тренированную спину уходящего прочь Талянского. Оставив однокурсника без ответа, я на подрагивающих, негнущихся ногах отправилась за моим мучительно красивым преподавателем.
Вот так просто, да? "Елизавета, зайдите!" И сразу беги за ним, а то фиг её знает, где эта учительская! Вот гад!
Посереди просторной, светлой комнаты располагался длинный ряд столов, в центре которого, сцепив руки в замок, сидел мой брутальный Талянский. Величественный и властный.
Боже! В этих очках он становится ещё сексуальней!
Я оцепенела, перед ним, замерла, как мотылёк перед пламенем. Закатанные рукава рубашки открывали жилистые, загорелые руки, обладавшие даром сводить с ума одним своим прикосновением. Это я чётко уяснила. А расстегнутый ворот позволял увидеть рельефные и просто каменные на ощупь мышцы груди... Вот говорят же "породистый", "мастистый", - всё это, определённо, о нём. Породистый жеребец.
Я молча глазела на этого, достойного обложек всех глянцевых журналов мира мужчину, слушая звук бешено колотящегося сердца и ощущая, уже такое знакомое томление внизу живота. Судорожно пыталась сообразить, что же сейчас произойдет: может он поинтересуется, понравились ли мне цветы? Или заведёт разговор о событиях месячной давности? Блин, а если просто набросится, как голодный зверь, как тогда на кухне? По огню, полыхавшему во взгляде Талянского, я, скорее, склонялась к третьему варианту. И замерла, одновременно и боясь и желая этого.