Виксаныч (сборник) - страница 2

Шрифт
Интервал


И только тогда, когда огромная киноиндустрия рухнула вместе с огромной страной и бурный кинопоток превратился в тихий таинственный омут, я смог вернуться к этому сказочному богатству – рассказам Виксаныча.

От времени листы бумаги потемнели и стали напоминать тонкий пергамент. Однако буквы, выбитые старой дореволюционной машинкой, прекрасно сохранились. Пробегая их глазами, я вновь услышал хриплый, прокуренный голос Учителя. Ощутил его взгляд из-под огромных, набухших век. Взгляд мудреца и мыслителя.

Нигде в рассказах Виксаныча я не описываю его самого, потому что воспроизвожу все почти так, как слышал. Рассказы ведутся от его лица. Однако его лицо, характер и привычки сами по себе заслуживают описания.

Портрет Виксаныча представить довольно легко. Достаточно воспользоваться портретом Мейерхольда и слегка утяжелить все черты лица. Тот же нос, глаза, выдающийся вперед мощный подбородок, грива (не копна, а именно грива) седеющих волос… Единственное, но существенное отличие: взгляд. Если у Мейерхольда он резкий и порывистый, то у Виксаныча спокойный и мудрый.

Исходя из этого, представьте себе и разницу в их характерах, движениях и даже – в походке. Мейерхольд был всегда стремителен, вспыльчив, резок, порой даже груб и беспощаден (вполне возможно, по причине времени и обстоятельств). Учитель – всегда спокоен и невозмутим. Вежливый не столько от воспитания, сколько от рождения, по природе своей, он с первых дней нашего знакомства, когда мне только-только исполнилось пятнадцать лет, обращался ко мне исключительно на «вы». И на протяжении семнадцати лет ни разу не позволил себе «тыкнуть». Ни разу!

Когда я однажды поинтересовался, почему он, зная меня столь долго, обращается ко мне на «вы», то услышал в ответ:

– Я говорю «ты» только тому, кто может ответить мне тем же. Вы, Миша, можете сказать мне «ты»?

– Да Бог с вами!

– Значит, и я не могу.

Удивительной была и его походка. Невысокого роста, худой, он наклонял вперед весь корпус, но двигался не спеша, размеренно. Высоко поднимая носки огромных ботинок, он четко, словно печатая, ставил ногу на землю. Его руки при этом двигались не как у всех вдоль тела, вперед-назад, а за спиной, вправо-влево, отчего создавалось впечатление, что он идет вразвалочку, словно бывалый моряк.

В общении он никогда не повышал голоса. Никогда не позволял себе оскорблений. В конфликтные моменты, как аргумент, приводил какой-нибудь рассказ. По любому поводу, словно у гашековского Швейка, у Виксаныча имелся «аналогичный случай, произошедший в Будеевицах…». И всегда эти рассказы достигали цели – потрясенный противник признавал свои ошибки.