, а возможность их раскрепостить – наименьшая. Промежуточное положение занимают специфически
властно-политические эпохи. На ступенях их высшего развития, когда мера
труда и размеры
собственности все более решительно выдвигаются как
первичные в определении возможного выражения имеющихся духовных потенций, духовная культура как раз поэтому необходимо не предстает в позитивном смысле «самой ценной», зато является всегда наиболее
богатой, дифференцированной, пестрой, многослойной. Здесь, далее, сила влияния на ход фатальных в
порядке своего действия реальных отношений в том, что касается управления ими и их направления – сила, которой человеческий дух одарен вообще в очень ограниченной мере –
столь велика, насколько это возможно. Напрасно романтический аффект и романтическое мышление – которое перенял и Карл Маркс, причем в значительно большей степени, чем сам это сознавал, – тщатся сентиментально противопоставить «душу» «духу», «жизнь и кровь» – «деньгам и духу» (О. Шпенглер) и разорвать эту неразрывную взаимосвязь между экономизмом и максимальной свободой выражения духа (особенно отчетливо это видно повсюду, где романтизм подвергает резкой критике денежное хозяйство и «либерализм»). Ибо это – факт, трагический и, по нашему мнению, уходящий корнями в конечном счете в саму метафизическую сферу, что «умри и стань» каких бы то ни было процессов развития применительно к развертыванию
реальных исторических и социальных отношений принципиально
иное, чем применительно к развертыванию всего богатства
идеального царства человеческой культуры
[51].