- Вы и вызываете, - примерно настолько она бы доверяла змее.
- Как и вы, но ведь мы оба знаем, что ваше ремесло немного… - он
усмехнулся. - Больше чем немного. Гораздо больше. Но! – он поднял
палец, будто предупреждая её недовольство. - Но вы сделали свою
работу замечательно. Я слышал, что Онесто потерял почти все голоса.
А ваша речь… - он хихикнул. – Курица. Отличная выдумка. Как вы до
этого додумались?
Она вспомнила изнурительные занятия над книгами по риторике,
логике и дикции, вспомнила бессонные ночи накануне Испытаний,
вспомнила, как тщательно училась управлять интонацией после
замечаний адепта Цицерро. Вспомнила недовольного и ревущего в
бешенстве маэстро в театре.
- Импровизация, как и всегда - она игриво откинула длинные
волосы с лица. – К тому же, за это вы мне и платили, разве нет?
- Сказать честно, за то, что вы устроили, вам нужно платить в
два раза больше, - лукаво усмехнувшись, проговорил банкир и тут же
развёл руками. – Но вот жалость – я забыл свой кошелёк дома,
- и он рассмеялся.
Джейн тоже рассмеялась. Дураки любят, когда над их шутками
смеются.
- Нет, правда. Я слышал, что на каждом углу говорят только о
вашем выступлении. «Онесто позволил какой-то оборванке говорить», -
писклявым голосом передразнил он,- «Онесто не знает, что
делать», «Онесто не даст нам ничего, кроме законов». О большем и
мечтать нельзя, - он удовлетворённо крякнул. – Вы даже самого
Онесто, похоже, убедили.
Сердце Джейн резануло жалостью, когда она вспомнила бессильно
опущенные плечи судьи. О, она знала, что это такое – когда твои
мечты и идеи рассыпаются, и ты остаёшься наедине с
разочарованием.
- Да, совершенно раздавленный, - она улыбалась одними губами. –
Как вы того и хотели.
За пять лет работы, она становилась на пути многих к власти. И
ни разу не жалела. Любящие семьянины, имеющие сразу трёх любовниц,
честные судьи среднего звена, откуда-то имеющие самые большие
поместья в городе, магистраты, честно решающие торговые споры и при
этом получающие увесистые подарки от торговых гильдий.
Но Онесто ей было жаль. Она следила за ним пару недель и,
похоже, он был первым человеком, который шёл к власти не ради себя,
а ради людей. Неумело, может быть, грубовато, наверное – но хотя бы
честно. И люди ведь шли за ним как раз потому, что
чувствовали в нём упрямую честность.