— Приказывать не стану, не хочешь —
не иди.
— Вечно все через задницу! — выдохнул я,
перекинул через плечо ремень сумки с запасным боекомплектом
и проверил барабанный карабин. — Господи, почему это
не случилось вчера?!
— Хватит ныть! — одернул меня дивизионный комиссар.
— У меня есть план!
— Этого я и боялся...
Навин только отмахнулся, распахнул багажник полицейского
автомобиля и вытащил оттуда обшитый брезентом чемодан.
Аккуратно выложил его на пыльный асфальт, откинул крышку,
и я даже охнул от удивления.
Пара баллонов, ремни, гофрированный шланг с форсункой,
убранная в отдельную нишу жестянка с керосином.
Огнемет!
— Ты возишь с собой огнемет?!
— опешил я.
— Жизнь нынче неспокойная, — констатировал Ян,
сноровисто подгоняя под себя сбрую.
— Аккуратней с керосином, — предупредил я, когда он затянул
ремни и вынул из ящика жестяную банку с выпуклыми алхимическими
формулами на боках.
Три унции керосина — это немало; в случае нарушения
герметичности жахнет так, что нас с асфальта сметать придется.
Керосин наряду с бензином — один из наиболее
нестабильных реагентов, и в качестве катализатора
вызывает незамедлительное воспламенение большинства созданных
с помощью алхимии материалов.
Ян уверенным движением подсоединил жестянку к огнемету
и ухмыльнулся:
— То, что баллоны наполнены концентрированной вечностью,
тебя не беспокоит?
— Состояние твоего психического здоровья меня
беспокоит, — пробурчал я в ответ.
— Виктор, да что с тобой такое? Мне позвать
кого-то другого?
— Забудь. — Я повернулся к лейтенанту
дивизиона алхимической безопасности, который принимал
у подчиненного увесистый ранец. — Что там у вас?
— Галлон чистого бензина.
— Что надо делать?
— Доставьте на место, выставьте таймер
и убирайтесь оттуда.
— Как у вас все просто, — хмыкнул я,
продевая руки в лямки ранца.
Навин моего пессимизма не разделял и только деловито
поинтересовался:
— На сколько рассчитан таймер?
— Максимум на пять минут, — проинформировал нас
лейтенант и забеспокоился: — Точно успеете выбраться?
— Легко, — сходу отмел Навин его сомнения.
Того уверенный тон нисколько не убедил. Меня тоже.
Проклятье!
Я прекрасно знал, сколь своеобразно начинает течь время при
прорывах Вечности. Бездушному механизму хоть бы что —
тикает себе и тикает, а человек залипает, будто муравей
в сосновой смоле, и способен простоять в полной
неподвижности хоть месяц, хоть два, при этом, по его
внутренним ощущениям, пройдет лишь краткий миг.