Эта статья посвящена философскому вопросу о существовании и природе «глубокой реальности», который всегда интересовал философов и некоторое время назад начал интересовать и сегодня интересует физиков. Однако признание многими, в том числе физиками, ограниченности физического ментального и экспериментального инструментариев (первого – доминирующей научной парадигмой, второго – существующими константами и размерностями физического мира) позволяет нам считать, что этот вопрос в своей основе остается философским, так как от его решения зависит, какие новые инструменты науки будут изобретены, куда в связи с этим пойдет объективное научное познание и как будет выглядеть так называемая «объективная реальность».
К анализу вопроса «глубокой реальности» нас привели размышления на тему моделей действительности, каковыми являются научно-философские понятия «информации», «взаимодействия», «хаоса» и «порядка». А начались они с привлечения внимания к некоему пробелу в науках о человеке, так или иначе занимающихся проблемой восприятия информации: философии, психологии, лингвистике, медицине, информатике. То, что нами осознается как пробел, находится в области концептуального решения вопроса об органах чувств, который в греко-европейской культуре никогда серьезно не пересматривался и тем самым, естественно, служил контекстуальной рамкой, определяющей области реального, возможного и запредельного для человеческого восприятия, а также те законы физической и социальной объективной реальности, которые являются незыблемыми основами, безусловно признаваемыми всеми здравомыслящими людьми.
Итак, то, о чем мы говорим, – вопрос о количестве органов чувств. На протяжении столетий на периферии общественного сознания в маргинальных областях мистики, поэзии, религии возникали различные идеи об ошибке здравого смысла при подсчете их числа, однако это не имело сколько-нибудь значительного веса, поскольку утилитарно ориентированному мышлению среднего человека науки не было ясно, какое значение это имеет для повседневной жизни и какова в данном случае практическая польза.
Однако в двадцатом (и наступившем двадцать первом) веке, который по праву может называться веком эпистемологии, веком осознания «священной территории» (Гр. Бейтсон), на которой разум выстраивает свои конструкции, чтобы воспринять их как правила мироздания, этот вопрос должен быть рассмотрен именно людьми науки как приверженцами рационализма и логики. Потому что парадоксальным образом именно ошибка внутри логических типов отвечает за ситуацию, сложившуюся не только в науке, но и в повседневном мире, усвоившем за последние века ее правила. (Под ошибкой мы понимаем несоответствие определений, понятий заданным целям и установленным наукой нормам. Такая ошибка была обнаружена нами в процессе освоения пределов, границ, внутри которых действует правило, и где результат может считаться нормальным.)