Дагестанская книжная традиция считает, что гидатлинцы добровольно и поголовно перешли в ислам в 1475 г.[82] Если это так, то все вышеозначенные подати следовало бы считать разновидностью государственного налога, т. е. податями чисто-«административного» характера (если пользоваться термином царских администраторов XIX в.).
Ряд деталей, однако, заставляет усомниться в этом. Прежде всего, с мусульман не должна взиматься «джизья» – либо гидатлинцы не сразу перешли в ислам, либо компилятор (или его предшественники) неудачно выбрал термин. Далее: в «Перечне податей шамхалу» Гидатль не назван, хотя названы соседние Хебелал и Тинди[83] – следовательно, в конце XV в. рента из Гидатля не поступала в Кумух, а целиком доставалась Хаджи-Али-шамхалу. Конечно, возможен бенефиций с передачей всего государственного дохода с него и с помещённому там служилому феодалу. Но если владение при этом пожизненное или наследственное, то оно очень скоро превращается в безусловную собственность «держателя».
Следует обратить внимание на то, что подать со стад прямо связывается с началом выпаса – она выглядит как условие допущения скота на пастбище. Это позволяет допустить, что Хаджи-Али-шамхал успел приобрести какие-то личные права на гидатлинские пастбища (по крайней мере, для крупного скота). Примечательно также подать золой. Дагестанские этнографические материалы (и даже письменные позднесредневековые источники)[84] свидетельствуют, что зола часто применялась как «стиральный порошок» средневековья – моющее средство. Однако подать по мерке с каждого дома шести сёл представляла собой явно чрезмерное количество, если даже речь шла бы о целой газийской дружине. К тому же документ не оговаривает качество золы (для стирки берётся преимущественно зола древесная, предпочтительно ореховая, в крайнем случае от соломы, просеянная). Наконец, она «сваливается» под открытым небом.[85] Все эти обстоятельства заставляют предположить, что хучадинский шамхал взимал с гидатлинцев золу в качестве удобрения – косвенно это указывает на появление в Хучаде его пахотных земель.
Таким образом, указания источников на быстрое появление у газийского предводителя, осевшего в Хучаде, каких-то исключительных личных прав на обрабатываемую землю и пастбища (причём последнее стало основанием для взимания натуральной ренты) дает сделать вывод, что права его на владение Гидатлем либо были безусловными, либо быстро эволюционировали к таковым. Что же касается характера его собственности на землю, то в косвенных указаниях источника просматривается та же схема, которую можно было видеть в Лудуке: присвоение общинных пастбищ (и, вероятно, верховных прерогатив общинного союза) как главный источник дохода-ренты и одновременно создание собственного феодального хозяйства как вторичного источника дохода. Предания, кстати, упоминают рабов и дружину «хучадинского хана»