– Научите вашу подчиненную общаться согласно Уставу и лично примите у нее зачет! – потребовал Рыбаков.
Цвет его лица напоминал багрянец леденящего душу заката. Тищук, дабы не вступать в дискуссию, кратко выдохнул:
– Есть! Разрешите выйти?
– Задержитесь! – рявкнул НШ и резко забежал вперед Маши. – Почему вы снова без формы?
– Я всегда в форме, – упрямо повторила она.
Рыбаков не выдержал взгляда в упор и отвернулся. Леонид незаметно дернул женщину за рукав, но та не среагировала.
– Я никогда не вижу вас в форме!
– Но это ведь не значит, что я не в форме!
– Без демагогии! Почему вы не в форме установленного образца?!
– Потому, что армейские склады пусты… – дама была не робкого десятка и обращение «товарищ полковник» сознательно опустила.
– Завтра прибыть в том, что выдали! – потребовал Рыбаков.
– Рабочий день в части будет сорван, – усмехнулась Маша.
Ее спокойствие возмутило начальника штаба. «Не возражать! И слышать ничего не желаю!» Полковник так грохнул кулаком о стол, что разом подпрыгнули все три телефона, а его фуражка, вращаясь подобно юле, покатилась в угол. Рыбаков потянулся за ней и нечаянно зацепил папку с надписью «На доклад». По кабинету моментально разлетелись многочисленные документы. «Вон!» – что есть мочи заорал он. Маша поморщилась и хотела возразить, но договорить ей не позволил Тищук, успев быстро вытолкнуть спорщицу в коридор. В дверях она столкнулась с дежурным по части. Оценив ситуацию, тот мигом ретировался, но образовавшийся сквозняк уже подхватил со стола оставшиеся бумаги. Пытаясь их удержать, Рыбаков уронил все, что там сохранилось. В кабинете мгновенно образовался такой кавардак, что у Тищука от предчувствия неминуемой беды подкосились колени. Начальник штаба схватился за сердце, печально посмотрел на табличку «Работая с документами, окна не открывать!» и отчаянно помянул мать. Эмоциональной тираде полковника капитан внимал в гордом одиночестве.
Маша, заслышав громоподобный рев Рыбакова, предпочла покинуть приемную, поскольку ее воспитанный на произведениях классиков слух чурался грубых армейских опусов. К нормативной лексике в речи полковника можно было причислить только кратковременные паузы. Все остальные выражения были столь крепки и многосложны, что выходили за грань эмоционального женского восприятия.