Бреслав лежал у самого огня на соломенном тюфяке, брошенном прямо на голую землю. Вторые сутки не отзывался он уже на мой голос. И лекарь, которому в ноги падала и клялась хоть всю жизнь работать даром, только чтобы спас брата, горестно руками разводил – мол, не в его силах что-либо тут поделать! Я и сама уже видела, уже понимала - не зря ведь целых полгода, пока война с мордвой длится, помогала в лекарне, что редко кто выживал после ранения в живот, особенно если внутренности наружу вылезли, особенно если на третий день только нашли воина. Чудо еще, что так долго жизнь брата моего тянется.
Что могла делала – обмывала его, из травяного настоя примочки к ране делала, а между тем другую работу выполняла - воду носила, тряпицы кровяные ото всех раненых стирала, кормила, перевязывать помогала, чтоб лекарь прочь не гнал. А еще печь топила, чтобы не простудить в холодные осенние ночи несчастных.
- Милка! – радостью сердце зашлось – может легче ему стало, раз позвал, раз имя мое вспомнил? Кинулась к постели Бреславовой, с трудом пробираясь меж другими стонущими, спящими, плачущими, упала на колени возле черноволосой головы, обхватила ладонями лицо – никого, дороже брата у меня в мире не было.
- Брат, касатик мой, очнулся!
- Милка, умру я скоро…
- Не говори так! Не смей! Жить будешь!
Сзади кто-то за подол юбки цеплялся – то ли пить просил, то ли в смертной агонии бился – не смотрела, не замечала этого. Разглядывала родные, искаженные болью и огненным пламенем, черты, и плакала, плакала над ним, жизнь свою готовая отдать, лишь бы спасти Бреслава.
- К колдунье пойду! – подхватилась, одного только боясь - что как он умирать будет, а я к тому времени вернуться не успею!
- Стой, заполошная, лес-то как сама пройдешь? – хоть глаза Бреслава лихорадочно блестели, да разум его лучше моего хозяину служил своему. Сама знала, что дорога неблизкая, что лес воинами вражескими полон, да и колдунья завсегда цену высокую за помощь свою назначала, а мне-то и дать ей нечего – ни денег, ни мехов, ничего за душой нету. – Да и сама знаешь, не верю я в ее помощь-то! А разве тем, кто не верит, поможет колдовство?
Долго сидела я возле Бреслава, хоть душа на части рвалась, заставляя делать что-то, спасать его, несмотря ни на что! А потом, когда вновь в беспамятство впал, встала, под тюфяком его плат свой нащупала, голову обвязала по-бабьи, и решительно к выходу пошла.