Закатные облака. Золотой лев с колеблющейся гривой и раскаленной красной пастью торжественно переставлял в небе могучие лапы. Долго, полную минуту, облака оставались львом, и толпа, стихнув, смотрела и смотрела.
Настроение на площади сломалось. Дохнула тревога. «Лев, кровавая пасть, перебежчик, знаки, дурная примета…»
Волной унесло Дона. Его окружили и добивались, что он об этом думает. Старик только что был здесь, но куда-то пропал…
Перекрывая гул, над площадью раскатился уверенно-насмешливый бас Андреса:
– Дамы и господа! Сограждане и ополченцы! Народ, я кому говорю! Что вы как дети, честное слово! Перебежчиков никогда не видали? Ничего плохого тут нет. Я же первый его и допрашивал. У них раскол и резня. Вот он и побежал. И еще побегут. Им не до нас. Пусть на здоровье режут друг друга.
Подойдя ко мне, сел и расхохотался:
– Закатные знаки, кровавая пасть? Когда же закончится эта напасть? О! Впервые в жизни срифмовал две строчки. Здесь все сочиняют стихи. Считай и меня поэтом. А тебя ждали. Обе. Очень даже. Я, по правде сказать, думал, что непременно явишься встречать. Прости, недооценил. Характер ты выдержал отменно. Поздравляю.
– А ты их недолюбливаешь, оказывается?
– Думаю, они меня тоже. Тебя зато любят так горячо, что приглашают в воскресенье прокатиться вместе с ними к источникам в горы. И меня заодно, раз уж я твой задушевный друг. Сам по себе никогда не удостаивался. Собираемся у дуба, у великана, в девять утра
– Конечно, с удовольствием. Очень любезно с их стороны.
– А, быстро же ты перенял эту манеру: здесь все на редкость вежливые. Даже я иногда.
… И дальше в том же духе на два голоса. Задушевный друг сильно действовал мне на нервы. Но я сам был виноват, нелепо и случайно установив такие отношения между нами. Изменить их потребует времени. Либо поссоримся, тоже неплохо.
Веселье не вернулось, песни и танцы не завязывались. Звонкий дуэт начал было: «Что, седая, ты бормочешь», – но как-то испуганно смолк на том же месте, что и Анита утром. Так и осталось неизвестным, что же предсказала колдунья.
Почему-то я думал об этом, отворяя дверь в свою комнату. Легкая занавеска взвилась, и вместе с ней пролетела быстрая тень. Птица слепо металась от стены к стене. Я ее не столько видел, сколько чувствовал. Вдруг в промельке на фоне белой кисеи черным изломом прочертились какие-то дьявольские пальцы. Это не птица! Желание выскочить в коридор, позвать прислугу и велеть выгнать мерзкое существо… Стыдно. Да черт же побери, что это такое и что с ним делать? Я не то что испугался, но чувствовал себя очень неуютно. Пока пробирался к конторке, пока чиркал спичками – и две сломал, все-таки догадался, что это летучая мышь. Лампа не хотела зажигаться, будто взмахи зловещих крыльев задували огонь. Вдруг существо исчезло. Когда, наконец, фитиль слабо засветился, я увидел на белом чехле дивана жалкую серую тушку. С дрожью брезгливости накрыл дернувшееся тельце газетой и выбросил в окно.