– Марта, постойте. Я вижу, что вы огорчены, но, честное слово, не понимаю чем. Это же право поклонника – преподнести подарок в знак восхищения красотой или талантом. Почему же мне вы отказываете в таком праве?
Помня, что сестры всегда отвечают на прямой вопрос, я понадеялся на ответ и не ошибся. Остановилась, ответила.
– И огорчена, и не понимаю. Если бы вашей сестре поклонник дарил брильянты, вам бы это понравилось?
– Наверное, я постарался бы понять искренность его поступка… Особенно если бы он поспорил на ящик коньяка, скотина такая, что сестра примет подарок… Но довод подействовал. С самого начала они все отнеслись ко мне очень доверчиво – из-за дяди, конечно, – и теперь Марта колебалась: верить ли своему впечатлению или моим честным и недоумевающим глазам. Она поддавалась, оттаивала, а я втягивал ее в разговор:
– К сожалению, у меня нет сестры. Только брат, и мы не ладим. Если ошибся – простите. Но разве вам совсем ничего нельзя подарить? Мне этого хочется.
Она все-таки поверила мне, а не себе, и теперь смотрела растерянно и смущенно. Наверное, раскаивалась, что приписала мне злой умысел.
– Да, как-то неловко вышло… Но подарить? Конечно, нет. Здесь это было бы последнее дело. Для меня.
Такого ответа я непритворно не понял. Почему абсолютный запрет действует только здесь? Кстати, где – здесь? На алой полянке? «У нас на границе?»
Нельзя спрашивать, если не понимаешь, и признаваться, если не знаешь, – это правило понятно всякому, кто хочет доминировать в разговоре.
Покаянно опустив голову, я захлопнул коробку, но вновь протянул ей:
– Что ж, мне очень жаль. Тогда выбросьте эту злосчастную безделушку. – В глазах Марты метнулась тень отчаяния, о котором я только что вспоминал. – Но если не хотите даже прикоснуться, значит, приказываете, чтобы я выбросил ее сам.
Через секунду черный квадратик мелькнул бы среди красных листьев, но она перехватила мою руку. Неожиданно сильные пальцы сжали запястье, но тут же отпустили, и ладонь тихо раскрылась согласным и принимающим движением. Никакой радости от выигранного пари я не чувствовал, но иначе поступить не мог. Проводник, вновь оказавшийся рядом, ловко встал между нами – неужели подслушивал? – и остро скосил на меня свой обезьяний глаз. Мы вышли на полянку, и я понял, что история не закончилась: предстоит расправа. Не обманув догадки, Марта строго сказала: