– Ты – гнида, – кричали они ему, брызгая слюной, на экстренной отчетно-выборной конференции и разные другие неприятные слова. Старичок из числа бывших преподавателей политэкономии назвал его Каутским.
Суздальцев кряхтел, но счастье дочери было для него важнее. Коммунисты пытались опротестовать решение, но все было сделано грамотно, нарушений в ходе собрания не было. Тогда они решили собрать внеочередное собрание акционеров, и на встречу с ними выехал Дмитрий Бирюков.
– Коллеги, – вкрадчиво убеждал он верхушку обкома, восседая на подушках ресторана «Индокитай», – произошло досадное недоразумение. Ну, проставил человек свои голоса не в ту графу. Метился за Суздальцева, поставил за Петрова. Бывает. Ну, ошибся. Пройдет год, и ваш человек проголосует правильно – вы вернете себе кресло в совете директоров в целости и сохранности. И все пойдет как раньше. А представляете, какая сейчас канитель – собирать внеочередное собрание акционеров? Это же опять деньги, которые у часового завода не лишние. Да и к чему?
Коммунисты запальчиво отвечали: – К тому! К тому! Они чувствовали, что где-то есть подвох, но, в чем он конкретно, не могли грамотно сформулировать.
В итоге Андрей и партнеры стали крупными рекламодателями газеты «Красное Прикамье», а коммунисты согласились пожить годик без членства в совете директоров.
Это было важное решение: Андрею и его партнерам хватило бы этого времени, чтобы разобрать завод по винтику и вынести за проходную. Недоставало лишь совсем чуть-чуть акций, чтобы нанести завершающий удар и забрать все бабки.
Основной проблемой была какая-то вошь то ли в Нижнем Новгороде, то ли в Москве, которая тормозила все. Шло время, деньги исчезали, а результата не было.
– Да, – глухо сказал Андрей в трубку.
– Петрова арестовали, – без приветствия сообщил Дмитрий Бирюков.
– Еду.
Война вступила в решающую фазу. Арест – это уже серьезно, хотя и стоит относительно дешево – тысяч пять баксов, не больше. Завести уголовное дело – тыща, закрыть его – три, а арестовать практически любого человека – пять. Прейскурант сложился в середине 2000-х и его знали все. Кочевряжились с оплатой только идиоты. Андрей им не был. С начала войны он только и делал, что развозил хрустящие бумажки по разным местам. Хуже всего было летать с ними в столицу нашей родины – деньги, когда их много, предательски пахли, и, чтобы заглушить их резкий запах, приходилось выливать на себя тройную дозу парфюма. Андрей предпочитал одеколон «L`erbolario». А деньги возил не в чемодане, а на себе, в специальном жилете с сорока карманами.