– Он не еврей, и он не обрезан. Сашенька не родной мой сын.
– Вы уверены?! – Мария Васильевна нехотя скидывает цепочку.
В последнюю секунду, когда дверь между матерью и мальчиком, самыми дорогими друг для друга существами, закрывается навсегда, мать ловит взгляд мальчика и старается улыбнуться сквозь слезы. Видя ее улыбку, мальчик думает не о погроме – что такое погром, он за свои пять лет успел узнать, – не о смертной опасности, от которой его спасают, а только о том: «как же это у меня нет матери, нет никого родного, как же я потерялся в мире?!».
Сейчас в смерти Бутова последнее одиночество только проявилось, а возникло оно тогда, в пять лет.
Конец ознакомительного фрагмента.