– Запер, – сказал Рамоницкий.
– А ты проверь…
– Говорю, запер.
Тогда тощий человек, покопавшись немного, открыл узкий сейф, стоящий у него за спиной, и достал оттуда толстую химическую бутылку, наполненную до пробки, три протертых стаканчика с носиками и делениями и, наконец, уже обычную, магазинную бутылку, этикетка которой извещала о том, что в ней – сок, болгарского производства.
Тут же появились бутерброды с колбасой и пупырчатый огурец.
– Но только по пятьдесят грамм, ребята, – сказал тощий человек. – Меня и в самом деле могут вызвать. Не обижайтесь, пожалуйста…
Он разлил спирт по стаканчикам, добавил туда же томатного сока, потекшего будто кровь, а затем длинным скальпелем порезал бутерброды и огурец.
– Ну! – сказал Рамоницкий, поднимая свою посуду. – С новорожденным тебя! Поехали!..
– Поздравляю вас, – вежливо добавил Манаев.
Они звонко чокнулись.
И в эту секунду дверь, разумеется, отворилась и в проеме ее показался широкоплечий высокий мужчина начальственного облика, тоже, как и тощий, в халате, но небрежно расстегнутом, так что виден был добротный, в полоску, костюм с ярко-красным, на запонке, галстуком.
По-видимому, это был директор.
– Ага! – многозначительно сказал он. – И товарищ Рамоницкий присутствует. А я как раз вас ищу…
Тощий человек задрожал так, что из стаканчика у него плеснулось.
– Виноват, Баргузин Степанович. Тут – день рождения… У меня… Тридцать пять лет… Друзья – заглянули…
На него было больно смотреть.
Директор нахмурился.
– Кстати, насчет дня рождения, – неожиданно сказал Манаев. – Есть такой анекдот. День рождения, значит. Звонок в дверь. Здоровенный, под два метра, амбал. «Драку на шесть человек заказывали?» – «Не-е-ет», – отвечает хозяин. А тот – бум в морду! – «Уплочено!..»
Воцарилась напряженная тишина.
Директор молчал, и все – тоже молчали. Цокнуло стекло – это тощий человек опустил свой стаканчик на полированную поверхность. Было слышно, как у него отчаянно и торопливо колотится сердце по ребрам.
Тишина становилась невыносимой.
Директор кашлянул.
– А вот есть еще такая история, – сказал Манаев…
Рюмки были из богемского хрусталя: низкие, пузатые и очень тяжелые, на свету они отливали голубизной, и тогда внутри хрусталя загорались блестящие крохотные искорки. Директор привез их из Чехословакии, когда ездил туда с научной делегацией. Из такого же тяжелого хрусталя было и блюдо, на котором светились малиновой прокопченностью круглые ломтики сервелата и выкатывала янтарный жир бледно-розовая тугая семга.