— Ну, тогда
первый и начинай! — потер руки Бойко, затем достал из-под стола
банку, бахнул ее на стол. — Вот суперприз! Давай, упор лежа
принять!
Я принял
стойку, начал под счет. Делали без контроля, расстояние от груди до
пола не фиксировали. Мы же не на олимпиаде, в конце
концов.
Первые
тридцать раз прошли легко и быстро — Васильев считал, как положено,
без обмана. Еще двадцать пять я сделал уже с должным усилием, но по
правилам и в счет. Следующие двадцать пошли уже через силу и напор,
таким образом, добив общее число повторений до семидесяти пяти.
Иногда сержант филонил, пропуская отдельные повторения. Я не
реагировал.
— Ну,
Савельев! Выдохся? Нет? Что, неужели так сгущенки захотелось? —
подначивал Петров, глядя то на меня, то на младшего сержанта Бойко.
Последний стоял рядом со столом, вид у него был
озадаченным.
В общем-то,
на алюминиевую банку со сгущенным молоком внутри мне было
фиолетово, тут дело принципа. Продолжал выполнять, уже порядком
устав и вспотев. Появилась одышка, а мышцы, хотя и подготовленные,
тоже начали ощутимо ныть. С каждым повторением все
сильнее.
—
Девяносто! Девяносто два! — Васильев уже просек, что я выдыхаюсь, а
потому и считал уже с большим азартом. — Сто
одиннадцать.
Зато Бойко
все больше мрачнел — видать, счет был выше его
возможностей.
На
девяносто девяти я выдохся. Руки предательски подвернулись, и я
рухнул плашмя на пол. Мышцы, словно задеревенели.
— Вот и
все, — Васильев довольно хлопнул по столу. — Девяносто девять раз.
Еще бы раз и сотка, ну да, силенок не хватило. Серега, мне кажется,
он тебя сделает! Давай, твоя очередь.
Тот потер
ладони друг о друга, вдохнул-выдохнул. Принял упор лежа и принялся
за дело. Поначалу у него шло не очень — торопился и, видимо,
считал, что не осилит, зато потом выровнялся. Дошел до
восьмидесяти, приостановился, чтобы перевести дыхание. Силы почти
исчерпал, но действовал лишь на морально-волевых и осознании того,
что не может проиграть простому срочнику. То, что я был непростым
срочником, во внимание не берем, потому что об этом знал только
я.
Младший
сержант упрямо выжимал повторения дальше, но все-таки не выдержал и
рухнул животом на деревянный пол. Судорожно выдохнул, что-то
процедил.
— Ну-у,
Серега! Девяносто семь! Ты чего, еще пару раз выжать не мог! —
разочарованно произнес Петров. — Тебя же Савельев сделал! Бабка ты
чахлая!