– Думаю, нам следует стать ночными ветерками, – рассудил Виэллис. – Ни тебе проблем, ни забот. И с поручениями никто не гоняет.
– Забот, пожалуй, меньше, – согласился Эль-Экрос, снимая колпак и вешая его на облачный гвоздь. – Но и возможностей у нас тоже меньше. Мы не можем врываться в распахнутые форточки, когда нам вздумается. Не имеем права устраивать беспорядки. Шуметь ночному ветру дозволяется в очень редких случаях. А собранные в кучу осенние листья мы можем лишь тихонько ворошить.
– Правила, – проворчал Сальто. – И кто их только придумывает?
– Каждую ночь, – признался Эль-Экрос, – я сочиняю по одному новому правилу. Конечно, многим моим подданным это не нравится, но так уж я устроен. Не могу не сочинять.
– А вы бы сочиняли, ну, скажем, стихи, – предложил Виэллис.
– Или цветные сны, – вставил Сальто. – Я слышал, людям их сейчас очень не хватает. И вообще, раз вы творческий ветер, вам просто положено устраивать творческие беспорядки, – категорично добавил он.
– Дневные ветры мыслят шире. Не стоит пренебрегать их советами, – пробормотал Эль-Экрос и сделался вдруг ужасно задумчивым. Ему редко удавалось поговорить с подданными, потому что его подданные были столь же незаметны и немногословны, как подданные Короля-Ветра. Поэтому в основном Эль-Экрос думал и рассуждал вслух.
Сальто с Виэллисом переглянулись и, не сговариваясь, решили, что сейчас самое время оставить Эль-Экроса одного. Им страх как хотелось изучить все закутки и потайные ходы ночного замка. И вот теперь момент представился.
Стараясь не задевать мирно дремлющие облачка, братья осторожно двинулись прочь, вглубь затейливо изогнутого коридора. Эль-Экрос продолжал что-то бубнить себе под нос, ходя из стороны в сторону и размахивая рукавами необъятной звездной мантии. Исчезновения ветерков он, похоже, не заметил.
Ночной замок издавал почти неслышный, таинственный шорох и постоянно перемещался с места на место. В усыпанных звездами стенах то и дело возникали дыры, и сквозь эти дыры виднелись настоящие звезды – холодные, крошечные, недосягаемые… А еще ветерки мельком увидели Луну. От равнодушной, необщительной Луны в небе остался один лишь тонкий серпик. Луна предпочитала скрывать свое истинное лицо в темноте и стеснялась того, что не может излучать собственный свет.