– Ха-ха-ха, – я от души рассмеялся над суетливым Грихой и его незатейливой историей. Смотрю, дворовые тоже еле сдерживаются, чтобы не прыснуть.
– Ладно, Григорий, будь по-твоему. День сегодня пригожий, да и в слове твоем прямоту видать. Разойдись, темнота!
– Спасибо, государь. Молится за тебя стану…
– Давай чеши, портки стирай, к завтрему эта история негожа будет.
Разбредался народец не шибко скоро, все потешались, а кто и громко ржал над вареньем гелькиным и над портками парадными.
Вот олухи царя небесного, как выкинут что, право, как дети малые. Дети, детушки мои родные, к вам иду с Манюшкой, отрада вы моя наследная. Все уж спят, поди.
Аккуратно прокравшись не скрипучей дорогой, зашел через задворок в дом. Веранда у меня – загляденье. Тихо, уютно и покойно. Ни кумаров, ни холодов, а все что надо под рукой. Лучину зажег. Из шкапика бражку достал. Ковшик хлоп. Ух, ляпота! Тепло пошло по телу и истома душевная заластилась удалью.
– Олежа, а я все тебя дожидаю, голодный небось. Каша е, а то и щей поешь.
– Не, матушка. Я уж бражки тяпнул. Не тревожься милая. Поди же ко мне, обнимемся, голубка моя ясная.
Что еще надо человеку. Счастье – так просто. Жена ненаглядная, да деток ладных вырастить. А остальное само приложится, лишь бы котелок варил поживее.
– Спят касатики-то?
– Спят, Олеженька, сладко-пресладко.
– Маша, а ну, давай-ка с тобой по чарочке саданем.
– Ой, ну ее, помнишь третьего дня уговорил, а я-то… ой-ой-ой, гараз хмельная была. Аж шаталась в ногах.
– А мы по чекушке, чуть посидим и баиньки. Давай, а?
– Давай, проказный, но если что спьяну не то ляпну – не обессудь. Ладушки?
– Ладушки-ладушки, я ж тебя и спроваживаю, ну ли…
Пока я орудую с бражкой, Мария смотрит на меня. И я тоже на нее гляжу, во век не налюбуюсь… Господи, чем милость такую заслужил, никак в толк не возьму.
– Пойдем на крыльцо, август на дворе. Звезд, должно быть, видано-невидано.
– Маруся, я сегодня деньгами разжился, можа где еще избушку построим, где потише, да поспокойней. Уставать я от службы стал. На будущий год отставку зачну выпрашивать.
– У князя?
– У кого же еще?
– А ну не пустит ежели?
– Пустит, пустит – не молод уж, сорок девятая година идет.
– Да что ты родименький, в самом соку еще, так сегодня приголубил, аж голова вся кругом, как вспомню.
– Ой ли, Манюша, кабы не ты, давно уж не годный был бы.