Слезы хлынули из глаз и потекли неудержимыми потоками по щекам, но Маргарита этого не замечала и продолжала громко, во весь голос, сквозь душащие ее слезы вопрошать «Почему?! Почему?!!» Горький комок жалости и сострадания застрял в горле у Егора при виде этой, такой юной и такой невероятно взрослой в отчаянье своей обреченности, девушки.
– Стоп, Маргарита! – повысил голос Егор, по опыту зная, что это может быть эффективно – Прекратить истерику! Отставить слезы и сопли!
Он порылся в карманах и достал носовой платок.
– Спокойно! – продолжал он, вытирая слезы на ее впалых щеках. – Не бывает безвыходных ситуаций, просто выход не всегда находится сразу. Но мы же будем искать! И обязательно найдем. Ты мне веришь?
Девушка, немного успокоившись, неуверенно кивнула.
– Мы что-нибудь обязательно придумаем! – продолжал Егор, уже сам поверив в свои слова.
– Что? – шмыгая носом, спросила Маргарита.
– Ну, во-первых, ты будешь пока лечиться консервативно. Я распишу тебе лечение, и ты походишь в свою поликлинику на капельницы. Хорошо? – Маргарита кивнула уже более уверенно, – А я пока обзвоню другие клиники в городе. Город, к счастью, большой, такие операции в разных клиниках делают. Я поговорю с коллегами. Где-то же должны быть клапанные протезы? Дай мне свой телефон. Как только я что-нибудь узнаю, сразу позвоню.
Маргарита выходила из больницы с маленьким огоньком надежды в душе. Этот доктор, несмотря на свою молодость, почему-то внушал ей доверие. А, может быть дело было вовсе не в докторе, а в том, что кроме него надеяться было просто не на кого и не на что. И душа в изнеможении цеплялась за последнюю надежду, как за тонкую ниточку.
Егор Петрович честно обзвонил все городские кардиохирургические отделения в больницах, но реакция ничем не отличалась от реакции Льва Моисеевича. Через неделю Егор понял, что все бесполезно, но никак не решался сообщить об этом Маргарите и тянул со звонком. А еще через неделю так замотался с работой, с тяжелыми больными и операциями, что просто забыл про обещанный звонок.
***
Потянув на себя створку высокой резной двери, Маргарита вошла в храм и тут же почувствовала живую, осязаемую тишину. Служба закончилась, и в помещении почти никого не было. Видя, как одна пожилая прихожанка накрывает голову платком, Маргарита тоже стянула с шеи шарф и накинула на голову. Чувство неловкости сковывало ее движения. Она стояла посреди храма и оглядывалась по сторонам. Пламя многочисленных свечей отражалось в украшенных золотом окладах икон, в обрамлении иконостаса. Еще не вглядевшись в иконописные лики, Маргарита онемела от окружившей ее торжественной красоты и почувствовала себя нищенкой, попавшей во дворец. Её окружали иконы, большие и маленькие, старые, потемневшие от времени, и относительно новые, сверкавшие яркими праздничными красками. Она стала медленно обходить внутреннее помещение церкви по периметру от иконы к иконе, вглядываясь в святые лики, такие неземные, далекие. Что могли они понимать в горестях и радостях простой человеческой жизни, думала Маргарита. Души их там, витают в заоблачных высях, и нет им никакого дела до ее, Маргариты, беды.