– И что в нём было?! – он навис над женской фигурой уже столь заметно, что игнорировать это – значит, сознательно нарушать всякую видимость приличий, но та не двинулась с места.
– «Сникерс» и сердечко из красного бисера, – тем же невозмутимым тоном проговорила молодая женщина, подняв голову и спокойно выдерживая его колючий взгляд, но без всякого негатива.
– Так, – сочно обронил Пашка, потирая кулаком правой руки лоб – левой он держал сигарету, – вот откуда, значит, он выпал, ладно ещё, что я не выбросил этот веник сразу за забором… Да съел я его, съел, – поспешил заверить он, увидев уже слишком распахнутые ресницы совсем рядом со своими. – Тогда «Сникерсами» не бросались. А сердечко вот такое было? – весело поинтересовался он, показывая растопыренными указательным и большими пальцами размер, и, дождавшись смущённого кивка, тихо рассмеялся. – Ну, спасибо, нечего сказать, его у меня мать нашла и закатила истерику, а я знать не знаю, что это и откуда… Оно, видать, упало уже в комнате и укатилось под портфель, я и не заметил даже.
Луна брызнула капризным лучом поярче на чуть вытянувшееся от известия женское лицо, быстро моргавшее длинными ресницами, и Пашка понял, что где-то ещё видел его… Господи, да это ж та девчонка, что выбежала тогда на расселении из ветхого жилья, с растрепанной косой и в драных джинсах, та, что вернула ему погибшую папку с его рисунками! Точно, прошло как раз пять лет с того времени, она была тогда похожа не то на нищую студентку, не то на несчастную хиппушу, и не при всех же должностных лицах и журналистах было с ней беседовать, кто она и откуда, вот он и не стал вообще разговаривать. И постепенно отказался от всякой мысли приехать по её новому адресу и поблагодарить – слишком хорошо знал, как это отразится на репутации их обоих и что ничего хорошего из этого выйти не сможет. Но сейчас, здесь, сирень и жасмин сибирский, чёрт побери, убью всякого, кто вздумает мешать! – Пашка стремительно обнял даму и припечатал её губы крепким страстным поцелуем, едва выброшенный картинным щелчком пальцев окурок отправился падать в тёмную воду стремительного течения.
– Я… вспомнил кое-что, – пояснил он после, чуть отодвинув губы и чуть тяжеловато дыша от радости, что никакого сопротивления не ощутил вовсе. – Мы… никуда не спешим сейчас, верно?