Поздним вечером, усталый и голодный, входил он во двор своего дома. И хотя на душе кошки скребли от неизвестности, как всё сложится в дальнейшем, они с женой испытывали чувство облегчения оттого, что дети теперь в безопасности и им, как считали родители, ничего не угрожает. Бог даст, думали они, через несколько дней дети доберутся до Рославля, и Соломон поможет им сесть в поезд на Москву. Там Циля и Соня, они приютят их.
Но Бог решил иначе.
Рано утром, чуть стало светать, Вихрины проснулись от неясного гула, доносившегося откудато издалека, с западной части города.
– Иосиф, слышишь? – с тревогой толкнула в бок спящего мужа Маня. Вихрин проснулся, прислушался. Гул быстро усиливался и вскоре перерос в шум, а затем и в хорошо различимый металлический грохот. Вихрин метнулся к окну, но ничего не увидел. Он быстро оделся и вышел на улицу. Из соседних домов тоже уже выходили встревоженные люди. У всех на лицах был один вопрос: наши или немцы!?
Ответ не заставил себя долго ждать. Через минутудругую на дороге, пересекавшей город с запада на восток, показались мотоциклисты, за ними двигались машины и танки. В город входили немецкие войска.
Хотя в таком исходе дела к тому времени уже мало кто сомневался в городе, тем не менее для всех это было неожиданным и непонятным. Так скоро врага здесь никто не ожидал.
Вихрин стоял и думал: «Как же так, почему без единого выстрела врагу сдали город? Где же наши войска? И что с детьми, успеют ли они добраться хотя бы до Рославля? Там спасительная железная дорога, оттуда можно попасть в Смоленск или в Москву».
Однако на следующий день, в полдень, к величайшему огорчению родителей, на пороге дома появились их дети.
– Что случилось, почему вы вернулись? – отец, мастеривший чтото в столовой, застыл с рубанком в руках. В его голосе и интонации были досада и отчаяние, бессилие и страх.
– Поздно, папа, – за всех ответила Рита, устало опускаясь с Лёником на диван. Она старшая, она принимала решение, ей отвечать перед отцом. – На Варшавском шоссе нас обогнали немецкие танки, идти на Рославль потеряло всякий смысл, и мы решили вернуться.
– Ай, ай, ай! – раздался голос матери из спальни. – Что же теперь будет? – Мать пыталась приподняться, но боль сковывала её движения, и она беспомощно опустилась на подушку.