– Пока, Коленька, – потрепала его по пухлой щеке Кошкина, – мне у тебя понравилось. Жди в гости… очень скоро.
Николас содрогнулся всем телом, и согнулся в поклоне еще ниже. Так что юркнувшему вслед за супругой Николаичу пришлось самому захлопывать дверцу. А Валентина, довольная и проводами, и произведенным последними словами эффектом, сразу же уткнулась в ноутбук. И потом, в «Боинге», она отвлеклась лишь на поздний ужин, и снова принялась беззвучно шевелить губами – так, утверждала она, стихотворные строки запоминались легче. Они, кстати, укладывались в память удивительно быстро и прочно. Может, потому, что вслед за Валей эти божественные строфы внутри нее повторяли сразу шесть голосов, среди которых выделялся своей торжественной строгостью талант Кассандры. Валентина понимала каждую из них; в новом путешествии (если оно, конечно, случится) ее подруги не желали болтаться в душе бесполезным балластом; они хотели быть не просто зрительницами, но и активными участницами новых приключений.
Пока же эти приключения вылились в шумную мадридскую ночь; в очередное построение персонала лучшего отеля испанской столицы; наконец, в скандал, который учинила Валентина в первый же день их экскурсии по самым интересным (читай – злачным) местам Мадрида. Кошкина, а вместе с ней и пятерка красавиц, напробовались в микроскопических ресторанчиках той самой знаменитой паэльи (на которую Дуньязада отреагировала: «Пф-ф-ф! Рядом с нашим пилавом это даже рядом не стояло. Где здесь мясо?») и испанского вина, которое в угрожающих количествах потребовало у шестерки душ развернуться во всю ширь, и пролиться на головы несчастных испанцев грандиозным скандалом. Он и разразился, уже на трибуне знаменитой арены, где на алтарь человеческой жестокости и азарта (точнее, на песок) десятки лет лилась кровь быков.
– И это быки?! – возмутилась Валентина, а вслед за ней и Ярославна, – да у нас… да у нас в России поросята крупнее!
Бык, гонявший по арене знаменитого матадора, действительно никак не походил размерами на племенных громадин, которые ценятся больше всего ради быстрых привесов и вкусного мяса. Но яростью он превосходил любого из животных, каких за долгую эволюцию цивилизации приручил человек. Но не Валентину!
Николаич только горестно схватился за голову (на которой, в отличие от бычка, не было никаких рогов), а потом ринулся вслед за супругой на арену. Огромное ристалище замерло – так, что даже в самых отдаленных (читай – самых дешевых) уголках стало слышно, как шумно дышит остановившийся бык, и даже (это уже кто-то из подруг в душе отметил), как капает на песок арены кровь из ран несчастного животного. Несчастного – потому что этот «гладиатор», утыканный клинками (мулетами – так, кажется, они назывались), словно дикобраз, еще не знал, какое унижение ему сейчас предстояло вынести. А заодно и матадору, с недоумением уставившемуся на несуразную пару, появившуюся перед ним…