340-й батальон закинули в самую настоящую песчаную пустыню.
Во-первых - вроде как обзор лучше, легче охранять подступы.
Во-вторых - никаких конфликтов с местным населением по причине
отсутствия этого самого населения. Отличное решение! Правда - воду
приходилось подвозить цистернами с ближайшей скважины. Заткни ее -
и несколько сотен шурави начнут медленно помирать от жажды... Дурак
поймет - кроме воды в пустыне вполне логично возникают проблемы и с
топливом. Зачем топливо в Афгане, жарко же? Ну да, жарко. Днём в
июне до плюс сорока, ночью - плюс пять - плюс семь. Спите на
здоровье. В палатке.
Это я почему ворчал про себя? Потому что я есть гражданский
шпак, привыкший к комфорту и неге, чтобы под головой - подушка, под
задницей - какой-никакой матрас, а на столе рядом - ночник. В виде
совы из мыльного камня желательно.
А местные бойцы-работяги не жаловались. Обустраивали быт,
сваривали буржуйки, в которых ночами жгли что-то невообразимое, в
темное время суток носили бушлаты, днём - майки и кроссовки.
Оборудовали даже баню - где только древесины столько взяли? По
словам рембатовцев, все необходимое для комфорта и уюта у них тут
имелось: двойной забор из колючей проволоки, минные поля, боевое
охранение в пределах прямой видимости... Что и говорить - понятия
"комфорта и уюта" на войне и под мирным небом здорово
отличаются!
***
Главное - тут была крепкая медсанчасть, которая взяла в оборот
раненых разведчиков сразу же, едва их выгрузили из вертолёта. Пока
летели - выяснили, что самыми тяжелыми были раненый в бедро боец и
Федька, у которого осколок застрял в спине. Остальные - контужены,
оглушены, легко ранены. Некоторые - и не по разу, но в целом их
жизни ничего не угрожало.
Я к медикам даже не сунулся поначалу - совестно было. Да и
помощь моя в перетаскивании раненых не требовалась, свободных рук
тут хватало. В общем - уселся в тенёчке у брезентовой стены одной
из палаток и принялся разоблачаться, потому как жарко было
неимоверно, а Гумар и Даликатный отправились мучить местное
начальство на предмет свалить наконец к родным пенатам, в Термез.
При всём уважении и любви ко мне, грешному, вернуться на родную
заставу они хотели сильнее, чем шататься со мной по Афгану.
Нервно насвистывая, я стянул бронежилет, совершенно мокрые
рубашку и футболку, сморщился от ядреного запаха пота и принялся
колупаться в кирасе. Спустя каких-то пару минут на моей грязной,
залитой чужой кровью ладони оказались три металлических
осколка.