– Возможно. Кого же он всё время высматривает?
– Нового хозяина. Доброго человека, – заключил финн, моргая белесыми ресницами.
– Что ж, у нас есть шанс стать добрыми людьми! – сказал я, смеясь.
Так и есть, за вкусные котлеты мы были вознаграждены собачьей признательностью: пес увязался за нами. Мы вернулись на шахматную веранду, а пудель вертелся у ног. Сыграв две партии, мы пошли к теннисным кортам, понаблюдать за теннесистками, а черный клубок катился за нами. На мостике через гремящий ручей с просвечивающим коричневым дном мы поравнялись с эксцентричной компанией из трех молодых женщин и долговязого парня в вельветовых джинсах. Звидев пуделя, они напербой стали звать его по-эстонски:
– Хунть! Хунть!.. Крантсь! Пицу!.. Мефисто!..
Наверно, они перебрали все эстонские прозвища. Урхо захохотал:
– Он такой же «хунть», как я ласточка!
Я тоже засмеялся: пудель, действительно, был похож на «волка», как финн на ласточку. Собака уселась на мосту и поглядывала на людей, явно колеблясь, кому отдать предпочтение.
– Позовите его по-русски, капитан! – попросил Урхо. – Это русская собака.
Я не поверил, но на всякий случай крикнул первое, что пришло в голову:
– Боцман, ко мне!..
Надо же! «Боцман», покорно наклоня голову, посеменил в мою сторону. Урхо захлопал в ладоши. Эксцентричная компания зашумела, переходя на русский язык:
– Эгей, не заманите чужую собаку!
– Кто сманывает?! Кто заманывает?! – возмутились мы. – Это вы заманываете нашего Боцмана!
– Какого «Боцмана»?! Это Мефисто! Он за нами шёл вчера!
– А за нами – сегодня!
– Ну, и что? За нами – раньше. Значит – он наш!
– Убийственная логика! – хохотнул Урхо. – Выходит, если этот офицер, – он кивнул на меня, – сегодня пойдет за вами, то завтра уже ваш?!
– Конечно! – ответила по-русски белозубая блондинка, загорелая до шоколадной черноты. – Если у него хватит смелости!
Вот так! Вызов брошен. Все взоры обратились на меня. Компания ждала оригинального хода, иначе я рисковал принять на себя весь всеь заряд курортной насмешливости. Пудель жмурил черные глазки и ничем не собирался мне помочь. Урхо тоже улыбался индифферентно, как наблюдатель ООН. Блондинка сверкала жемчугом бус и зубов. Она была крупновата, но прекрасна, как Афродита Праксителя. Таких рослых, продистых девушек я встречал на островах в Балтийском море. Щемящей синевы глаза, вероятно, были способны менять оттенок в зависимости от настроения, как море в непогоду. «Солома волос, ресниц синева»! – подумал я стихами Назыма Хикмета. Видя, что пауза работает не в мою пользу, я не нашел ничего более оригинального как заявить смиренно: