– Никакой нечисти не зрел… Только людей, – покачал головой Эдгар. – Но иные люди как собаки с человеческой головой, а иные как волы, иные и вовсе как не пойми что, иные завывают на болотах, точно призраки. Они все очень разные, маленький лягушонок, и иной раз теряешься: зверь ли перед тобой диковинный или человек.
Ева захохотала.
– Тебя, наверное, тоже принимали за диковинку! – воскликнула она.
Эдгар как будто устал от разговоров. Он тупо смотрел вперёд. Ева раздувала ноздри, как молодой жеребёнок, впервые отправившийся со стадом в кочёвку, и жаждала новых знаний, новых впечатлений. Бывало, они с братьями или с соседскими детьми вырывались из болота домашних дел и бегали по этой дороге сломя голову, по холмам вверх и вниз, ранили руки о заросли шиповника, которые намотала на колёса эдгарова повозка уже порядочное время назад, но так далеко в лес, конечно, не забирались. Травы и кусты здесь те же самые – ежевика, кипрей, зверобой, искорки цветов анемона, вереск… только вот не слышно мычания коров, брехания псов – тех звуков, которые привыкло ловить детское ухо даже во сне. От тишины, в которую погружало округу молчаливое стояние берёз и ясеней, казалось, будто они едут-не едут – продираются через паутину взглядов, чьего-то назойливого внимания. Сказочные существа – порождения бредовых снов – обрели тени в путанице ветвей лещины, они подглядывали за собравшейся в комок, замирающей от восторга и одновременно от ужаса Евой…
Чтобы отвлечься, Ева стала думать о монастыре. Через Собачий хвост, бывало, проходили направляющиеся на запад паломники: сворачивали на перекрёстке не туда и потом выспрашивали дорогу, снова надеясь выйти на тракт. Женщин там Ева не видела – в основном то были согбенные старцы, и даже относительно молодые монахи выглядели как старцы, тощие, костлявые, в своём дырявом рубище они походили на свалившихся с неба, больных какой-то болезнью, отчего с щуплых их телес облетели все перья, птиц. Разговаривали страшно, делали странные вещи, и совсем маленькой ещё тогда Еве грезилось, что появляются эти странники из курганов за деревней. «Эти люди не такие, как мы, – говорила ей мама. – Они отдают себя целиком Господу, чтобы молиться за нас», а Ева размышляла про себя, что эти люди, похоже, снедаемы какой-то вечной, непреодолимой жаждой, которая делает их глаза словно бы направленными вовнутрь, мёртвыми. Они, останавливаясь возле колодца или приняв из рук какой-нибудь женщины кувшин с водой, пили и пили, но пустоты внутри никак не могли заполниться.