О чем я никогда не оповещал отца, так это о существе наших отнюдь не портновских бесед с этим типом.
– Здоро́во! Зачем пожаловал? – Так он меня обычно приветствовал. – Должно быть, вы там в своем ателье все с ума посходили, если решили, что мне понадобился новый костюм. Я и за старый-то еще не расплатился. Сколько уж – лет пять будет?
Он сидел, зарывшись носом в кипу бумаг, и лишь едва приподнял голову. Из-за его извечной привычки пускать ветры – даже в присутствии стенографистки – в кабинете стояла страшная вонь. Еще он постоянно ковырял в носу. В остальном же – внешне то бишь – он выглядел как любой среднестатистический «господин-гражданин-товарищ». Адвокат как адвокат.
– Ну, что почитываешь? – щебечет он, не переставая прокладывать ходы в лабиринте юридических документов, и, прежде чем я успеваю ответить, присовокупляет: – Ты не мог бы подождать за дверью? У меня тут такой завал. Только смотри не уходи… Я хочу с тобой почирикать. – С этими словами он лезет в карман и достает долларовую купюру. – Вот… пойди пока выпей кофе. И возвращайся где-нибудь через часок… Пообедаем вместе, ладно?
В приемной с полдюжины клиентов дожидаются, когда он окажет им свое благосклонное внимание. Он каждого просит чуть-чуть подождать. Бывает, они просиживают там целый день.
По пути в кафетерий я размениваю доллар и покупаю газету. После просмотра новостей у меня всегда появляется этакое надчувственное ощущение, будто я попал на другую планету. К тому же мне надо поточить когти для словесных баталий с Джоном Стаймером.
Просматривая газету, я начинаю размышлять о главной проблеме Стаймера. Мастурбация! Вот уже сколько лет он пытается избавиться от этой пагубной привычки. На память приходят обрывки нашего с ним последнего разговора. Помню, как я посоветовал ему попытать счастья в каком-нибудь приличном борделе и как его всего перекосило, когда я огласил эту идею.
– Еще чего! Да чтобы я, женатый человек, спутался с оравой грязных шлюх?!
– Не все же они грязные! – сморозил я первое, что пришло в голову.
Но что самое трогательное – раз уж я коснулся этой темы, – так это то, что при расставании он чуть не на коленях слезно умолял меня придумать хоть что-нибудь – все равно что! – лишь бы помогло.
«Возьми да перестань!» – хотелось мне сказать.
Час прошел. Для него час – все равно что пять минут. В конце концов я встал из-за стола и двинулся к выходу. На тот самый «свежий воздух», от которого сразу же хочется припустить в галоп.