Тем временем мы просто отметим, что «неплотское» стало означать «нереальное» и что на базе этого возникло целое новое поколение философов науки. «Все, кто на практике или в теории не принимал их во внимание, осуждались со страстной беспощадностью»[36], – пишет Уайтхед. И все же основной момент кроется в следующем: «Со стороны ученых данная позиция была чистым блефом, если вообще можно считать, что они [на самом деле] верили в собственные заявления».[37] Наука становилась сциентизмом, также известным как позитивизм, также известным как научный материализм – таков был блеф части, пытавшейся надуть целое. «Вследствие этого, – подытоживает Уайтхед, – современная философия была превращена в руины».[38]
Она была превращена в руины потому, что она была редуцирована (или сведена к чему-то иному и меньшему), как то произошло с духовностью до нее. Довольно плохо, само по себе, что закрылось око созерцания, но ведь еще закрыто было и око подобающего философского умозрения, синтеза и критицизма. Уайтхед абсолютно однозначен в этом отношении. Столь же однозначен и Дж. Дж. Ван дер Леув: «Взаимная неприязнь философии и науки столь же вредна, сколь и необоснованна, но мы всегда должны быть внимательны, чтобы не задавать одной вопрос, который является вотчиной другой [совершая категориальную ошибку]. Научный ответ на философский вопрос неотъемлемо будет неудовлетворителен и направлен мимо цели; так же и философское решение научного вопроса будет лишено всякого смысла и, с научной точки зрения, бесполезно. Мы ценим и философию, и науку, понимая, что у них есть соответствующие сферы знания, и координируя их ради их же наивысшего блага, никогда при этом не смешивая друг с другом задачи каждой из них».[39]
Но именно подобное координирование и отказалось выполнять око плоти. Вместо этого оно стало говорить, что того, чего я не вижу, не существует; тогда как ему следовало говорить: того, чего я не вижу, я не вижу. Кант не утверждал, мол, Бога нет: он говорил, что направленный на чувственное научный рассудок неспособен постичь Абсолют. Витгенштейн выразил это следующим образом: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать». Сциентисты же извратили это в принцип: «О чем нельзя говорить, того нет».
Например: вспомните, что один из вкладов Канта состоял в отчетливой демонстрации, что всякий раз, когда вы пытаетесь рассуждать об Абсолюте, то вы всегда можете рассуждать в двух противоречащих друг другу, но равным образом убедительных направлениях. Это не является достаточным доказательством того, что Божества не существует (несмотря на то, что поздние позитивисты так это ошибочно истолковывали); нет, этим Кант показывал, что Божество трансцендирует рассудок.