В небесах кружили какие-то крупные птицы, но до них тем более не
добраться. Птицы, как и обитатели степи, тоже были огромными,
сначала я даже принял их за драконов и, перепугавшись, минут
двадцать пролежал в траве. Но птицы мною не заинтересовались, я не
был для них добычей, как и они для меня. Так что вскоре я привык к
ним и продолжал свой скорбный путь.
Воду я нашёл только однажды — степь пересекал какой-то мутный
ручей: слишком мелкий, чтобы в нем водилась рыба, и слишком
грязный, чтобы из него пить. Но я все равно напился и даже наполнил
свою флягу. Все лучше, чем подыхать от жажды.
К концу второго дня пути я едва стоял на ногах. Да и передвигал
ноги не без труда — один мой ботинок порвался и уже просил каши, а
ноги устали настолько, что я ощущал, как организм с трудом толкает
по ним кровь, пытаясь заставить перетруженные мышцы работать.
Футболку я снял и повязал себе на голову, чтобы не скопытиться
от солнечного удара. Это сработало — от солнышка я не вырубился,
зато голые плечи и торс у меня обгорели местами до волдырей.
Я проклинал все на свете, прежде всего, конечно, призвавших меня
орков, но и себя самого тоже, когда вечером второго дня устраивался
на ночлег.
Местность здесь как будто изменилась. Степь переходила в
странный низкорослый лесок. Радоваться этому или горевать — я
понятия не имел. Да мне было уже и плевать, если честно.
Свое пальто я уже давно выкинул, тащить его дальше не было
никакой мочи. Так что я расстелил на земле футболку, а потом упал
на неё и погрузился в тяжкий сон без сновидений.
Проснувшись на рассвете, я первым делом осознал, что во сне весь
расчесался, отчего мои волдыри полопались. Я так устал, что во сне
боли не ощущал, но сейчас она пришла. А вместе с ней пришли и голод
с усталостью.
От голода меня пошатывало и подташнивало, но живот не болел — он
у меня переболел еще вчера. Пожалуй, пора варить и есть собственный
кожаный ремень. Хотя нет, к такому я пока что не готов...
Вообще, раз мне хочется жрать — значит, не все еще так плохо.
Когда приходит настоящий голод, угрожающий жизни, кушать человеку
обычно уже не хочется.
Пока я не без труда разминал затекшую и замерзшую за ночь спину,
мой взгляд упал на странное углубление в земле.
Подозрительное углубление — явно след. Причем, след не орочий. У
существа, оставившего этот след, пальцев было три, а не шесть, как
у орков.