– Стою, милостивая госпожа. А что,
нельзя?
Сначала я просто ответил на русском.
Жаль, но после болезни у меня речь сильно изменилась и, как
говорила тётя, порой вообще появлялись странные словечки и обороты,
что трудно было их понять. Но, увидев, что девочка не совсем меня
поняла, я решил ответить ей, но уже на немецком:
– Ich stehe, gnädige Herrin. Und was,
es ist unmöglich?
Не любил я, хоть и знал, и тоже
неплохо, французский язык. Чужой он мне, и слишком там произношение
странное. И немецкий не любил, и самих немцев. Что-то такое против
них глубоко в памяти сидело! Отчего-то мне привычнее был и легче
воспринимался английский, но тоже без любви к нему и
англичанам.
Хотя, девочка обратилась ко мне
вполне приветливо и вежливо. Зря я так буркнул. Похоже, с привычки.
Потом, что-то в последнее время у меня много дерзости появилось.
Ну, тётка так сказала. И, на самом деле, в последние пару месяцев я
как-то резко перестал, как ранее, слушаться её беспрекословно.
Отчего-то почувствовал себя, словно нежданно вырос.
Похоже, девочка меня поняла. Но
ответила она опять на французском, и лучшем, чем у меня:
– Ну, и стой, если хочешь. А почему
ты не общаешься ни с кем, не угощаешься? Вон сколько моих знакомых
девочек пришли на бал и пока не танцуют, а ты к ним даже не
подходишь. Можно же кого-то из них пригласить? Ты, что, не любишь
девочек?
А вот у меня не нашлось сразу же чем
и как ей ответить. Не ожидал. Девочек, конечно, я тоже люблю, но
пока, действительно, отчего-то уж слишком стеснительно себя веду.
Для меня они все какие-то внеземные существа. Даже Глаша и Феклуша,
дочки прачек Авдотьи и Прасковьи, что рядом с нами живут. Они, к
тому же, чуть постарше меня и относятся ко мне пренебрежительно.
Мол, вроде бы, и барчук, а живёт никак не лучше них, и денег на
угощения совсем не имеет. И многие уличные мальчишки меня постарше
и, само собой, посильнее, хоть и простолюдины, разговаривают со
мной сквозь зубы. Трогать остерегаются, потому что действительно
барчук, и весьма высокого происхождения, но выказать своё презрение
не забывают. Бывает, что и словами запросто что-нибудь неподобающее
высказать могут. Привыкли, что им ничего не будет: ни сам тёте не
жалуюсь, ни родители им ничего не сделают. И в гимназии многих
старших учеников приходится остерегаться. Не так уж особо. Но от
разных мелких неприятностей уйти не получается. Оттого я в
постоянном напряжении пребываю и стараюсь особо ни с кем не
общаться.