- Что вы себе позволяете? - Анюта немедленно встает на мою
защиту, - Я вызову полицию. Вы знаете, что вам будет за оскорбление
графа?
- За этого ничего не будет, - верзила подло лыбится, - Всяк
знает, что Кротовские в немилости и лишены привилегий. И ты,
графская подстилка, тоже это знаешь...
Верзила продолжает изрыгать из пасти словесную грязь. А я
начинаю выравнивать и углублять дыхание, подбирать незаметно тело
для броска. Он здоровенный взрослый мужик, а мне тело досталось,
может, и неплохое, но совершенно не тренированное. Если одним
ударом не вынесу, мне кирдык. Значит, бить надо в кадык. В кадык -
это верняк.
Главное, чтоб мудила не дернулся. А позиция у меня так себе.
Бить из сидячего положения неудобно, плюс тянуться придется. Очень
даже может дернуться, да просто башкой мотнет и уже не попаду.
И тут замечаю, что харя у него не просто от злости перекошена.
Толи защемило ему что-то, толи вообще частичный паралич лицевых
мышц. Он и голову все время держит повернутой правой стороной
вперед. Может, плохо слышит левым ухом. Может, плохо видит левым
глазом. А следом замечаю нездоровую припухлость за левой скулой.
У-у, похоже у него что-то хроническое. Ну, теперь я точно знаю,
куда нужно бить.
- Гляди-ка, - громко привлекаю внимание верзилы, изображаю
крайнюю степень удивления и указываю в окно, - Двухголовая
корова!
Верзила невольно переводит взгляд за указующим пальцем. Туповато
уставляется на проносящийся мимо ландшафт. Все, теперь он
повернулся так, как мне надо. Сжимаю кулак и в подскоке от души
вмазываю ему в то самое уязвимое место, где нижняя челюсть крепится
к черепу, где у верзилы по жизни воспаленные лимфатические
узлы.
Его вырубило, будто выключателем щелкнули. А, впрочем, почему
«будто»? Я и щелкнул. Туша обмякла на скамье. Бутылка выпала из
безвольной лапы и покатилась по вагону, расплескивая пену.
Осматриваюсь. На нас никто не смотрит. Либо никто ничего не
заметил, либо делают вид, что не заметили. Ну, меня оба варианта
устраивают.
- Аня... Аня... - тормошу оцепеневшую девушку, - Пойдем
отсюда.
Сначала тащу ее за руку, довольно скоро она приходит в чувство.
Перебираемся в последний вагон. Народу здесь совсем мало, но меня и
это устраивает. Долгое время она молчит, погруженная в себя. Я ее
не трогаю, пусть осмыслит произошедшее. Наконец, поднимает
прекрасные задумчивые глаза, смотрит на меня долгим взглядом.