– Я решила, что последнее время не уделяла мужу должного внимания. – Маргарет прижалась к своей скале и поцеловала в щеку. – Я люблю тебя, – прошептала она.
Джо потерял интерес к игре, повернулся к ней и поцеловал в ответ.
– И я тебя люблю, – сказал он.
Потом она поднялась в свою спальню и проверила почту. Ничего.
«Майкл, я прождала два часа», – напечатала она и остановилась.
Как здесь холодно. Внизу экран телевизора уютно подсвечивал комнату. И скала ее была теплой.
«Да пошел ты, Майкл».
Два щелчка, и он исчез из ее жизни.
Последний час перед рассветом кажется самым безжизненным. Таинственное, безмолвное время, когда воздух наполнен едва уловимой неподвижностью; ночь уже окончена, а новый день еще не наступил. В этот час сопротивляемость человека находится на самом низком уровне, именно в это время чаще всего умирающие, измотанные долгой борьбой за жизнь, не сумев удержаться на якоре, уплывают по реке забвения в спокойную ночь.
Сандра держала маму за руку, ладошка была не больше, чем у ребенка, мягкая, хрупкая, морщинистая.
Она старалась представить, что все еще чувствует пульс, но это было лишь биение ее собственного сердца.
Слеза катилась по ее щеке, ее догоняла новая, а она погружалась все дальше в прошлое, вспоминая только хорошие моменты. В детство, когда была маленькая и слабая, а мама большая и сильная. И думала, как несправедливо время, безжалостно и неумолимо, как старые дедушкины часы с маятником. Сильная. Да, она тоже была сильной последние несколько месяцев, когда кормила маму с ложки, старательно соблюдая все более строгую диету. Прошлым вечером на ужин мама съела желе из ананаса и выпила стакан молока. Ровно в семь часов.
Часы молчали; казалось, последний раз она слышала их бой очень давно.
Она посмотрела на наручные часы. Прошел уже целый час. Еще один час растворился в прошедшей ночи, а британское летнее время вело мир вперед. Совсем недавно было три часа, и вот уже четыре. Недавно мама была жива, и вот ее уже нет.
Внезапно и очень неожиданно жизнь замедлила ход. Никакой спешки. Сандра вцепилась в эту мысль, ставшую единственным утешением в горе. Не нужно спешить.
Она может сидеть здесь еще несколько часов, если захочет. Конечно, надо вызвать врача и – ее передернуло – похоронного агента.
Ей следует получить свидетельство о смерти. Непременно придет викарий. Будут звонить родственники. Огласят завещание. Она вспомнила всю процедуру, проходившую шесть лет назад, когда умер любимый папа.