А теперь даже Элис в нее не верила.
Она должна попросить у Гейл минуту, секунду, чтобы привести в порядок голову и сердце. Вместо этого, когда женщина появилась, треща по телефону, Этта поймала себя на том, что следует за ней, вступая в поток мягкого голубого света на сцене. На нее накатилась глухая волна аплодисментов.
Не урони, не урони, не урони…
Этта нашла свою отметку и воспользовалась минутой, чтобы просто изучить скрипку, повертев ее в руках, проскользив пальцами по изгибам. Ей хотелось утихомирить все вспенившееся в ней, пока она стояла в свете огней сцены; заморозить шипение недоумения и волнения, вспомнить вес и форму инструмента в руках.
Зал Грейс Рейни Роджерс музея Метрополитен был не самым роскошнейшим местом, где Этте когда-либо доводилось выступать. Даже в десятку не входил. Но был удобным и, что гораздо важнее, целиком принадлежал ей на несколько минут. Семь сотен лиц, скрытых тенями и отблесками огней высоко над головой, пульсировали голубым, напоминая ей океан с прогуливающимся по водной мостовой ветром.
Все это твое.
Аплодисменты стихли. Кто-то кашлянул. Кому-то пришла эсэмэска. Так и не погрузившись в спокойное глубокое сосредоточение, Этта почувствовала себя парящей на поверхности.
Просто играй.
Она нырнула в ларго, приостановившись только на успокаивающий вдох. Семьсот зрителей уставились на нее. Два такта, три такта…
Он наполз на нее медленно, просачиваясь сквозь сознание, словно свет, согревающий занавес. Сосредоточения хватило лишь на несколько секунд; звук, начавшийся шепотом, шипением радиопомех на заднем фоне музыки, внезапно взорвался резонирующим воплем. Криком.
Этта пробралась через несколько следующих нот, глаза неистово искали кабину техника, чтобы получить знак, останавливаться ли ей или продолжать. Зрители по-прежнему глазели на нее снизу вверх, словно ничего не слышали…
Этот звук был не из тех, что мог бы воспроизвести человек, не надорвав инструмент.
Мне остановиться? Начать сначала?
Она скрестила струны и смазала следующие три ноты, и ее пронзило беспокойство. Почему никто ничего не делает с этим звуком – с визгливым резонансом. Он врезался в ее барабанные перепонки, перетягивая внимание. Все тело Этты, казалось, свело судорогой, из-за подступающей тошноты над верхней губой выступили бисеринки пота. Словно… словно кто-то водил ножом по задней части ее черепа.